Федор Панфёров - Удар

— Малинов — герой Отечественной войны.

Муратов заговорил уже сурово:

— За геройство во время Отечественной войны Малинов получил сполна, правительство наградило его орденами, поэтому вредно напоминать: «Я во время Отечественной войны сделал то-то и то-то». — Муратов снова подошел к карте, тупым концом карандаша обвел Приволжскую область, произнес: — Разобраться тут надо: слишком много говорят о преобразовании природы и почти ничего не делают во имя этого, — он улыбнулся Мореву. — Вы не торопитесь, товарищ Морев. Сегодня вечерком позвоните. Продумайте и позвоните. Но отказываться не советую. Перед поездкой в Приволжск обязательно побеседуйте с академиком Бахаревым: прекрасно знает Поволжье, что очень пригодится вам, — говорил Муратов уже так, как будто вопрос о работе Акима Морева в Приволжской области давным-давно решен.

— Но ведь я не агроном, — смущенно возразил Аким Морев.

— Если бы Центральному Комитету партии нужен был только агроном, мы вас не тревожили бы. Мы вас переводим из Сибири не в наказание, а потому, что нам нужны настоящие командиры на юго-востоке, особенно в Приволжской области: здесь ныне основной фронт. — Муратов, поднявшись, подал руку Акиму Мореву. — Подумайте. Но отказываться не советую.

— Я в полном распоряжении Центрального Комитета партии, — произнес Аким Морев и вышел, затем пересек приемную, заглянул к Севастьянову.

Тот встретил его упреком:

— С ума сошел: сорок восемь минут вместо пяти.

— Дела задержали, друг мой!

И вот Аким Морев подплывает к Приволжску.

Теплоход почему-то дольше положенного времени задержался в Саратове, затем в Сталинграде и потому вместо вечера прибудет в Приволжск поздно ночью. Можно было бы взять такси и предварительно осмотреть город. Но куда ночью поедешь? Да, кроме того, капитан теплохода сообщил:

— Стоять будем минут пятнадцать.

— Это вместо четырех-то часов, как полагается? — спросил Аким Морев.

— Опаздываем. Примем пассажиров — и пошел. Тем паче нам надо попасть в Астрахань по расписанию.

Капитана вся прислуга теплохода за глаза звала Тем-паче: любил он эти слова и втыкал их где надо и где не надо.

Предстоящая встреча с новым городом волновала Акима Морева гораздо сильнее, нежели волнует встреча с родителями, которых долго не видел, или с возлюбленной, о которой стосковался. Как его примут в этом городе? Да и примут ли? Ведь могут не выбрать. Или, что еще хуже, отнесутся к нему не только спокойно, но и безразлично: «Ну, прислали и прислали. Посмотрим, что за воробей». Волновало его и то, что он, по выражению Ивана Евдокимовича, выезжал «на передовую линию огня».

«Но ведь ты не первым будешь там», — мелькнуло у него успокоительное, но он тут же вспомнил слова Муратова: «За геройство Малинов получил сполна…» Почему такое отношение к Малинову? Не временно ли меня посылают вторым? Не метят ли в первые? Если это так, значит предстоит борьба: тот без боя позиции не сдаст. Да и что с ним случилось? Ведь гремел. «Гремел, да и догремелся. Нельзя в партии греметь», — как будто кто-то со стороны подсказал Акиму Мореву.

Ныне он ехал в Приволжск на работу, а ведь когда-то… И вдруг перед ним всплыла одна из ярких картин детских лет…

Это было очень давно.

Отец, плотник, вместе с матерью, прихватив маленького Акимку, отправился из деревушки Яблоньки в Баку на заработок. Акимка все время, плача, просил:

— Хлебца…

Как только они сели на пароход, заняв место на корме, отец сразу же сказал, утешая:

— Вот, сынок, доберемся до Приволжска, там непременно пойдем в обжорный ряд. Эх! За пятак щей ешь сколько влезет, положим, из требухи. Положим, со своим хлебом. Купим хлеба и пойдем в обжорный ряд. Уж ты, брат, потерпи. Зато в обжорный ряд пойдем. Рядом с пристанью — на берегу.

Так они и плыли в надежде попасть в красочно разрисованный отцом обжорный ряд. Через несколько дней показался Приволжск. Это был городок почти сплошь из деревянных домиков, крыши которых не только посерели, но еще и покрылись рыжеватыми мхами. Акимка тогда не обратил особого внимания ни на домики, ни на их крыши, ни на узенькие улочки: им овладела подгоняемая голодом мечта о том, как бы скорее попасть в обжорный ряд.

Отец, когда пароход подплывал к пристани, подвел Акима к борту, сказал:

— Пойдем, сынок, город издали посмотрим… и малость проветримся.

Акимка, держась за штанину отца, теребя ее, нетерпеливо шептал:

— Айда! Скорея! Ну, проветрился, и ладно. А то расхватают.