Николай Строковский - Тайгастрой [издание 1950 года]

Фрося не отвечает.

— Зашел... Мимо проходил... Навестить решил... — путается Ванюшков, не находя ничего подходящего, чтобы объяснить свое присутствие здесь.

«Ну чего ему?..» — подумала Фрося, глядя на растерянное, смущенное лицо всегда гордого и уверенного в себе парня.

— Сколько ж это мы не виделись с тобой, Фрося?

Она немного подумала, а потом жестко ответила:

— Не считала я...

— Неужели для тебя я чужой? И никогда не любила?

— Видно, не любила...

— Значит, ошибся я... Другую в тебе видел, а ты вот какая!

— Какая есть!

У него забилось сердце обидой, жалостью к себе.

— Фрося... Фрося... Нехорошая ты... И чем приворожил тебя инженер?

Она молчит.

— Что ж, делай, как знаешь. Только никто не полюбит тебя, как я... Посмеется над тобой инженер. На что ты ему? А я тебя любил и любить буду... И ты сама говорила, что хорошо тебе со мной и никого тебе не надо...

«Так почему же остыло сердце?» — спросила себя Фрося.

Она перебирает в памяти встречи. Началось с того вечера, когда выступала в школе грамоты. Ей хотелось, чтобы Ванюшков сказал что-нибудь хорошее про нее, обрадовался ее успеху. Выступала ведь впервые в жизни... И школу грамоты окончила лучше других... Но он, как всегда, думал только о себе.

И вот пришел Борис... инженер... Он был и старше Ванюшкова, и образованней, но как просто чувствовала она себя с ним... Она стала машинистом. Борис убедил ее поступить осенью на рабфак, сумел открыть перед ней самой что-то большое, она увидела себя не в сторонке, а рядом с теми, кто сам себе прокладывал дорогу в жизнь, поднимался в ней со ступеньки на ступеньку.

— Чем взял тебя этот инженер? Что нашла в нем? Чем он лучше? — не то допытывался, не то упрекал ее Ванюшков.

«А вот этим и взял!.. И сердцу не закажешь!..» — мысленно отвечает ему Фрося.

— Тяжело говорить с тобой, Фроська! Камень ты, а не человек, хоть с виду кажешься ласковой...

Раздались шаги. Впрочем, едва ли за шумом в цехе могла Фрося услышать шаги. Но так показалось. И она повернула голову в сторону.

Знакомая фуражка, примятая, черная и знакомая кожанка. Сердце часто забилось.

Ванюшков оглянулся: в окошко с площадки управления высовывалась голова инженера Волощука.

Ванюшков понял, к кому относилась улыбка Фроси и еще что-то другое, радостное, разлившееся по ее лицу. И снова обида, боль обожгли сердце.

— Ну, прощай, Фроська. Больше не встречаться нам.

— Заработалась, Фрося? — спросил Борис, перейдя к ней на «капитанский мостик». — Как оно, дело?

— Ничего.

Лукавые глаза глядят из-под голубой косынки.

— Что ж это ты вчера не пришла?

Фрося отвернулась к циферблату, будто это понадобилось ей по работе.

— Не могла... — ответила глухо, в сторону. Она чувствует, что поступила нехорошо, не придя, как обещала, и спрашивает: — А интересную картину показывали?

— Очень интересную. Показывали и хронику, как добывают у нас минералы и как обрабатывают. В Свердловске есть такая фабрика. Называется гранильная. Там минералы разные распиливают на тонкие пластины, шлифуют, а потом из них делают шкатулочки, броши, пудреницы, запонки. И алмазы там обрабатывают. Это очень трудное искусство. Получается бриллиант. Можно сказать, вручную алмазы обрабатываются, на маленьком станочке. Надо глаз иметь хороший и руку хорошую.

— Поехала! — говорит Фрося и кладет руку на рычаг. Вагон-весы уходит по рельсам к бункеру.

Волощук остается на мостике.

— Вот скоро в клубе наша самодеятельность новую пьесу покажет: Горького «На дне». Пойдем, Фрося?

— Пойдем. В этот раз обязательно пойдем.

— А тебя не тянет самой играть в пьесе? Может, в драмкружок запишешься? Это ведь тоже интересно.

Фрося прислушивается к себе. «Играть на сцене, как другие работницы? Нет... Страшно... быть на сцене...»

— Не хочется! — отвечает Фрося. — Может, потом...

— Ну, я отправляюсь! Захотелось узнать, почему вчера не пришла. К концу смены буду. Не уходи без меня.

Борис уходит, а Фросе хорошо. «Повидаться захотел со мной... Сам пришел...»

День не кажется томительным, когда на любимой работе, когда тебя любят, когда знаешь, что после работы будет хорошая встреча. Но нет-нет, да и посмотрит Фрося на свои ручные часики: когда конец смены. Снова придет Борис, и они пойдут в столовую, потом одной дорогой в город.

Через несколько часов он снова приходит в цех.

— Фрося, пора обедать. Кончай!

Она вызвала «напарницу» и, сдав вагон, поднялась наверх. Солнце заливало завод, такое ослепительное, горячее, что и Фрося и Борис должны были после «канавы» прикрыть глаза. Синее, без единой тучки, небо высоко поднялось над тайгой, шумевшей весенним шумом. От земли исходил теплый дух.