Николай Строковский - Тайгастрой [издание 1950 года]

— На сколько удлинится путь?

— Километров на двести пятьдесят. По нашим, сибирским понятиям — домашнее дело.

— Товарищ Гребенников возвратится не скоро. Мы должны, несмотря ни на что, подготовить хоть площадку, опорные точки, проложить дорогу. Как люди? Есть там поблизости селения?

— Кое-какие есть. Люди найдутся. Когда загремят в тайге топоры да взрывы, люди пойдут. Увидите.

Обедали из общего котла, лежа на земле вокруг него.

— Как цифры на циферблате! — заметила Женя.

— Какие цифры? — спросил Абаканов.

— Лежим мы вокруг, как цифры. Какой непонятливый!

После обеда отдыхали, подложив под головы седла. В шесть объявили подъем. Женя бросилась искать свою лошадь, но все лошади показались ей одинаковыми, совпадали даже отдельные приметы.

Выручил старик. Как он запомнил, кто на какой лошади ехал, Женя понять не могла. Она сама оседлала лошадь, а старик проверил, заложив палец за подпругу и потянув за рюкзак.

— Мал-мал плёхо!

Он подтянул подпругу и, нежно хлопнув рукой по шее лошади, направился к «обозу».

Дорога, сжимаемая скалами, становилась все уже и уже. Лошади, как и уверял Абаканов, шли с осторожностью: на крутой тропе они пробовали прочность камней: поставит ногу, пощупает, не оползет ли камень, и тогда только налегает всей тяжестью.

Часов в семь вечера повстречали на тропе алтайских женщин. Одеты они были в пестрые кофты и юбки, из-под которых выглядывали мужские штаны и сапоги. Все курили трубки. Кармакчи о чем-то спросил женщин. Они ответили не улыбнувшись. Желтые морщинистые лица их оставались суровыми.

«Какие суровые!» — подумала Женя.

В девятом часу прошли мимо отвесных скал ярколилового цвета. Потянуло сырым ветром, небо внезапно почернело.

— Гроза будет! — сказал Василий Федорович.

— Мал-мал плёхо! — подтвердил старик.

Прошли еще с полкилометра, река осталась в стороне, потом резко свернули в чащу леса, пересекли вброд ручеек и остановились на небольшой полянке.

— Ставить палатки надо! — сказал Кармакчи.

Пока ставили палатки, Сановай развел костер.

Мальчик был в этом деле незаменим: у него оказались под рукой и сухие ветки сосны, и березовая кора. Отличный парнишка!

В одну минуту огонь запылал буйно, пламя с треском полетело вверх.

— «Цыганы шумною толпой...» — начал было Абаканов.

Но в эту минуту над головой вспыхнула ослепительно-голубая молния. Раздался страшный удар грома. Из черноты особенно рельефно проявились, как на фотопластинке, голубые деревья, лошади, лица проводников. По ветвям зашлепала дробь дождя, неся с собой холод. Журба побежал к палатке. Там, стоя на коленях, Женя со свечой в руке что-то искала в своем рюкзаке. С крыльев палатки уже лилась вода, но внутри было сухо.

Женя приняла какие-то порошки и легла.

— Что с вами?

— Ничего.

— Не обманывайте! Говорите!

— Ничего.

— Смотрите! За обман...

В палатку вполз Абаканов. Четвертое место предназначалось для Сановая.

— Ну как? — спросил Абаканов. — Сухо?

— Сухо. С вас льется вода! — вскрикнула Женя. — Отодвиньтесь пожалуйста!

— Вода? Привыкать надо, барышня. Привыкать!

Женя сердито засопела.

Лежали и смотрели сквозь открытый полог на костер; его, несмотря ни ливень, всеми силами поддерживал Сановай. Он завернулся в брезент и походил на горбатого карлика-заклинателя. Слышно было, как шипели горящие ветви, отплевываясь во все стороны.

Журба смотрел на костер, на Сановая и не заметил, как задремал. Вдруг почувствовал, как кто-то склонился над ним.

— Ужин готов, товарищ начальник! Слышите? Проснитесь!

Открыл глаза. На коленях стояла Женя.

— Спать будете потом.

«Неужели я уснул?»

Дождь все еще продолжался, но сейчас он был мелкий, точно мак. И маковые зернышки тихо постукивали по туго натянутому брезенту палатки.

Когда Журба пришел к костру, группа ела дымящуюся рисовую кашу.

— Изумительная каша! — сказал Абаканов. — Ничего подобного никогда не ел!

— Неважная каша... — сказала Женя. — Один дым...

Кармакчи протянул миску Журбе. Рисовая с фруктами каша показалась Журбе великолепной.

— Великолепная каша!

Все рассмеялись.

— О вкусах, как говорят, не спорят! — ввернул Абаканов.

Пока ели, крупные капли дождя то и дело обрывались с веток и сочно шлепали в миски.

После ужина костер залили водой. Отправились на отдых. Палаток было три — каждая для четырех человек.

— Обувь и мокрые чулки — к ногам, а не под голову! — сказал Абаканов, забравшись в палатку.