Николай Строковский - Тайгастрой [издание 1957 года]

Журба рассказал, что его смущало.

— Ясно. — Черные глаза Черепанова под широкими щеточками бровей оторвались от Журбы.

— К тому, что ты сказал, могу добавить столько же. Подготовку к проектированию и строительству таежного металлургического завода начали еще в дни XIV съезда партии. Но никто этим делом по-настоящему не занимался, а крайком партии также не проявлял инициативы. Говорю так не потому, что я здесь человек новый и потому-де не несу никакой ответственности за предшественников. В ВСНХ шла и идет драчка. Отсюда — множество намеченных под площадку точек, и суета, и пыль, которую пускают в глаза. Ты сказал, что не собираешься задерживаться. Правильно. Поезжай. Конечно, тебе придется нелегко. Когда Гребенников возвратится из заграницы, мы не знаем. Думаю, что он там задержится. Но ничего. Ты с кем уже познакомился?

— С Грибовым. С Радузевым. Кстати, Илья Иванович, что это за человек Радузев?

— А что?

— Производит престранное впечатление.

— Им занимаются. А Грибов? Каким он показался тебе?

— Грибов? Кажется, знающий инженер. Коммунист?

— Коммунист. Так вот, Журба, займешься поначалу Тубекской точкой. Гребенников тебе говорил. Туда можно добраться кратчайшим путем, через угольный бассейн; в двадцатом году провели железную дорогу, была тут у нас народная стройка! А от конечной станции рукой подать — километров сорок. Но не исключена возможность что поедете в обход, как здесь говорят, с оказией. Тогда расстояние увеличится километров на двести пятьдесят. Но и эта поездка принесет тебе пользу. Познакомишься с новым краем.

Черепанов на минуту умолк.

— Что еще тебе, молодому строителю металлургического завода, надо знать на первых порах?

Черепанов говорил, как отец с сыном, и это тронуло Журбу.

— Познакомишься с местными условиями, с соседними колхозами, побывай в районном центре Гаврюхино. Там секретарем толковый мужик, местный человек, шорец Чотыш. С ним потолкуй. Он тебе подскажет многое, чего мы здесь не видим.

Секретарь крайкома остановился у окна и выглянул на улицу. В скверике сидел на скамье морячок с девушкой и наигрывал ей на гармонике. Черепанов улыбнулся, у него была спокойная улыбка человека, который ничего не таит от других.

— Речь идет, товарищ Журба, не только о строительстве крупнейшего в Союзе металлургического завода. Речь идет о начале преображения Сибири. Понимаешь? Преображения, которое партия начинает с западных окраин Сибири. Потом пойдем дальше. Изыскательские группы уже побывали на севере, в районе Щегловска, на юге, в районе Темир-Тау, Тельбесса, в долине реки Мундыбаш, в Хакассии и в развилке между Томью и Усой. Там побывал Гребенников, очень понравилось ему это место. Выбрать точку, конечно, не просто. Надо взвесить данные «за» и «против».

— Значит, не исключена возможность, что я отправляюсь на площадку Тубека в качестве туриста?

— Зачем гадать на кофейной гуще! Поедешь, посмотришь, поработаешь, а потом сравним, посоветуемся с народом. И Москве скажем наше твердое мнение. Итак, приступайте.

До чего грустно, и тягостно, и беспокойно показалось Журбе в тот первый вечер, когда после устройства в крайкомовской гостинице, после ужина и прочих бытовых дел очутился он на улице большого сибирского города, раскинувшегося на берегу величественной реки, несшей свои воды через тысячи километров в холодное Карское море. Из окон домов лился на тротуары свет. Занавески, цветы на подоконниках, детские игрушки, выставленные словно напоказ прохожим... А сколько абажуров... Голубых, оранжевых, красных, зеленых. Что ни окно, то и свой цвет абажура или лампочки, своя жизнь, своя квартира. Стоял конец июля, улицы были в полоне тихого вечера, во власти верениц людей. Они шли. Шли нарядные и скромно одетые, гуляющие и торопящиеся домой. Из ресторанов выплескивались звуки настраиваемых скрипок; опробовались голоса саксофонов, призывно подвывали гавайские гитары.

Посасывая неизменную трубочку, Журба перебирал в памяти города, в которых довелось побывать, и с удивлением подумал, что двадцать восемь лет его жизни пробежали через десятки городов, поселков, что он так и не успел по-настоящему ни к чему привыкнуть, прирасти душой, прирасти так, чтобы пришлось потом с болью отдирать ее при новом переезде. Может быть, только Питер казался ближе, и то лишь потому, что там родился, там прошли первые годы детства, — отец происходил из семьи потомственных корабельщиков,— а дальше кочевье; мелькали города, поселки большой нашей земли, как мелькают за окном экспресса станции в далекой дороге с запада на восток.