Александр Золототрубов - В синих квадратах моря

— Так это… это моя… — Костя густо покраснел.

— Ваша невеста? Помню, помню. Ну вот что, лейтенанта нет на корабле, но я рискну отпустить вас. А вахту отстоит Крылов. Он у нас штрафник.

«Нашел козла отпущения», — обиделся Крылов.

Костя Гончар — коренаст, плечи широкие, лицо доброе, чуть рябоватое. Вот только уши… Не раз Костя в душе обижался — что с ними делать, куда ни пойдешь, сразу в глаза бросаются. А радисты, его дружки, нередко шутили: мол, у Гончара вся сила в ушах! Ни одного сигнала не спутает. Костя не сердился. Зато старшина Русяев подобных шуточек и себе не позволял, и слушать не любил. Попыхивает на полубаке папироской, рассуждает:

— Не горюй, Костя. Уши что? Вот душа — это другое дело. У иного, глядишь, глаза и лицо что надо! И фигура… Словом — красавец! А девчата от такого в сторону шарахаются. Почему? Душа у него червивая. А у тебя она светлая, как морская вода. И если полюбит какая — помни мое слово, — навсегда. Вот только почаще ходи на танцы.

Но Костя предпочитал сидеть на корабле и подменять на вахте тех, у кого были знакомые девушки. Ребята за это души в нем не чаяли. И хвалили, не скупясь. Но, пожалуй, больше других его ценил Зубравин. Однажды Гончар вернулся из увольнения расстроенный. Мичман это заметил. Что случилось? За Гончара ответил Федор Симаков:

— С девушкой познакомился, а она… убежала!

Костя покраснел до корней волос.

— Убежала? — спросил мичман, лукаво прищурив глаза, и, не дождавшись ответа, добавил: — Ты, Костя, не больно пекись о них. Успеешь еще себе найти. Девушка подобно пчеле — чуть что, и ужалит.

На другой день, в субботу, Гончар сошел на берег. Солнце щедро поило землю лучами. Он побрел к сопке, где стоял памятник героям-батарейцам. Пионеры как раз возлагали к орудийному лафету венки. Потом Костя долго смотрел на море. С высоты скалы оно казалось серо-зеленым. Ветер крутил волны, бросал ноздреватую пену на камни. Косте было грустно. Он снова вернулся в парк, уселся на скамейке. Рядом у куста низкорослой березы сидели двое. Девушка в голубой шапочке с накрашенными губами все смеялась, просила дать ей веточку березы. Парень сорвал, а Костю злость взяла. А почему он и сам не знал.

Костя встал и направился к выходу. За спиной услышал чей-то голос. Обернулся — Надя. Он так и впился в нее глазами.

— Что вы так смотрите? — она улыбнулась краешками губ.

— Шапочка у вас пестрая, — растерянно выпалил он.

Она подошла к нему совсем близко, серьезно сказала:

— Зачем меня обманули?

— Я? — Костя часто заморгал ресницами.

А кто же? Пока она покупала в гастрономе яблоки, он ушел.

— Простите, я… Я не знал…

Она повела его к скамейке, стоявшей в тени деревьев.

— Сядем, — тихо сказала она и заглянула ему в лицо. — Отчего такой грустный?

Письмо ему мать прислала, вот и вспомнились родные края.

— Скучаешь по дому? — Ее лицо было так близко, что Костя стушевался.

— Я? Нет. Мать скучает…

Помолчали, потом она тихо спросила:

— Скажи, а чайки кричат перед смертью? Лебеди, те, да, а как чайки?

Гончар засмеялся. И чего ей вдруг это пришло в голову? (Не мог знать Костя, что она вспомнила своего Генку. В тот день, когда его лодку перевернуло на лимане, пронзительно кричали чайки.) Она встала, хмуро бросила:

— Насмешник…

Костю словно хлестнули по щеке. Он взял ее за руку, заглянул в глаза. В них, как в пруду, горели светлячки.

— Прости… — И посмотрел на часы. Она догадалась, что ему пора на корабль.

— В четверг у меня день рождения, приходи?..

В тот вечер Надя сияла. Она увлекла его в другую комнату (хозяйка, у которой она жила, как раз уехала в отпуск) и шепнула на ухо:

— Поцелуй меня…

Костя задыхался от волнения. Ему не верилось, что девушка так доверчива с ним. Но поцеловать так и не осмелился. Надя весело улыбнулась:

— Чудной… — И со вздохом добавила: — Берегись моря, оно всегда зыбкое.

Тяжело сложилась у нее жизнь. Отец, воевавший где-то на Севере, пропал без вести, когда ей исполнился годик. А вскоре во время операции умерла мать. Надю взяла к себе старшая сестра матери Фекла Терентьевна, хотя своих малышей было пятеро. Надя закончила десятилетку и пошла работать. Получила первую получку, принесла домой.

— Мама, вот тебе…

Фекла Терентьевна не в силах была сдержать слезы. Не надо ей денег, пусть лучше справит себе туфли, на платье шерсти красивой купит.

— Ты уже невеста, парни на тебя заглядываются.

Жили они на Кинбурнской косе, что на Херсонщине. Наде приглянулся там рыбак. Генка — так звали парня — был первым хлопцем на селе, хорошо играл на баяне. Он то и выпалил ей: