Яков Липкович - И нет этому конца

— Хорошо, что не над нами, — сказал Борис.

— Для них-то уж точно хорошо, — заметил Срывков.

Высказался и пленный. Презрительно бросил:

— Шайсдрек! [8] Дерьмо!

Кто знает, может быть, впервые ему стало стыдно за своих товарищей по оружию.

— Ну, потопали! — сказал Федя и обратился к замешкавшемуся немцу: — Форвертс!.. Форвертс!.. [9] Вперед!.. Вперед!..

Тот послушно занял свое место в голове цепочки.

На этот раз они прошли совсем мало — метров двести, не больше. Их остановили новые голоса. Опять немцы!.. Голоса звучали глуховато и приближались низом… Встреча была неизбежной! Что делать? Одно ясно: они не должны, не имеют права вступить в бой. Так же как возвращаться ни с чем.

— Быстро наверх! — приказал Срывков и первым бесшумно выбрался из оврага.

Мгновенно осмотрелся.

— Давай!

Подталкивая друг друга и мешок, Борис и пленный взобрались вверх по склону. Где-то на середине Борис весь внутренне замер — вот-вот, казалось, им в спину ударит автоматная очередь. Это было тогда, когда немцы шли, разговаривали и вдруг замолчали…

Наверху их ждал Срывков. В руке у него они увидели гранату. Значит, он готов был швырнуть ее, если бы гитлеровцы заметили их.

— Ложись!

Они легли.

Голоса приближались. Немцев было трое. Они тянули связь и ругали какого-то фельдфебеля, который сам завалился спать, а их погнал на линию. Вскоре голоса и шаги раздались прямо под ними, а затем стали отдаляться.

Обождали еще.

— Пошли! — сказал Срывков и спустился вниз. За ним съехали в овраг и Борис с пленным.

Метров через триста, как предупредил их дезертир, начинался самый трудный и опасный участок пути. Овраг подходил близко к домам, а так как правый склон постепенно сходил на нет, то их легко могли увидеть из окон. Кроме того, в одном месте над оврагом был перекинут мост, охраняемый пулеметчиками.

Срывков пошел рядом с пленным.

— Зовут-то тебя как? Фрицем?

— Ганс Клозе, — ответил тот и улыбнулся открытыми деснами.

— Ганс? Ганс так Ганс…

По тому, как Федя это сказал, Борис почувствовал, что он что-то задумал. И не ошибся.

— Товарищ старший лейтенант! — обернулся Срывков к Борису. — Переведите ему, что у меня к нему дело есть.

Борис перевел. Пленный рассыпался в любезностях: он, мол, всегда рад помочь господину унтер-офицеру.

— Ишь ты, рад! — усмехнулся разведчик. — Доктор, передайте ему, что ежели он жить хочет, а не гнить в земле сырой, то должен делать все, что я скажу.

Когда Борис перевел, немец в знак согласия бурно закивал головой:

— Я! Я! [10] Да! Да!

— Стоп! — сказал Срывков, и они остановились. — Доктор, возьмите у него мешок и дайте мне свой автомат.

— Это еще зачем? — Борис даже отодвинулся.

— Да не бойтесь. Сейчас сами увидите!

— Ну, хорошо, — сказал Борис и подал автомат разведчику.

Тот вынул обойму и принялся ее разряжать. Патроны так и защелкали в его коротких пальцах. Разрядив обойму, он вставил ее в автомат и протянул его пленному:

— На! Цени доверие!

Дезертир растерянно улыбался одними деснами и не спешил брать оружие.

— На. Держи, говорят тебе!

Но тот все дальше отводил руки с мешком от автомата.

— Доктор, возьмите у него мешок!

Борис все понял. То, что придумал Срывков, было здорово, хотя и рискованно. Но это, пожалуй, единственная возможность добраться до своих.

Понял все и немец. Он отдал мешок и нерешительно взял автомат.

— Доктор, — сказал Срывков, — спрячьте пистолет и гранаты под шинель… А шинель расстегните…

С этой минуты им предстояло изображать из себя свежих русских пленных, а дезертиру — их конвоира. Договорились с Гансом: если спросят о них, сказать, что это захваченные в плен русские медики. Расчет был простой: вряд ли кого-нибудь особо заинтересуют санитар да фельдшер.

А если поинтересуются, что в мешке, говорить правду — бинты и вата. Часть пусть тоже назовет свою. За пять-шесть часов боевых действий не так легко установить, кто убит, кто ранен, кто в плен попал или пропал без вести, а кто дезертировал.

— А ежели не то вякнешь, — предупредил Срывков, многозначительно поводив под шинелью своим ППС, — быть тебе покойником!

На этот раз перевод не понадобился.

— Форвертс! [11] Вперед! — вдруг закричал на них Ганс, и закричал так натурально, что Борис даже вздрогнул.

И они зашагали…

Центральные улицы Куммерсдорфа были забиты боевой техникой. Отовсюду выглядывали танки, самоходки, бронетранспортеры, орудия, тягачи, грузовые и легковые машины. Вдоль оврага стояли, задрав в небо стволы, тяжелые минометы. Кругом сновали вооруженные солдаты и офицеры. Определенно что-то готовилось. И никому не было дела до двух русских пленных, бредущих в овраге в сопровождении служаки-конвоира.