А подполковник опять исчез куда-то. Не во двор ли ратуши?
Ого! Старые знакомые! Все начальники служб!
— Привет гэсээмщикам! Ну как, горюче-смазочных материалов хватит только туда или на обратно тоже?
— Хватит! Горючих туда, а смазочных — обратно!
— Бог ты мой! И финансы с нами?
— А как же! Бить фрицев рублем!
— Салют трофейной команде! За новыми трофеями?
— Нет, за старыми! Что вы там побросали!
Это была их обычная манера разговора друг с другом, та легкая и беззлобная пикировка, которая не мешала им одновременно быть и серьезными. Конечно, никто так свободно не владел метким и острым словом, как Юрка. Но то был Юрка, дитя двух столиц — Киева и Москвы. В первой он родился, во второй — жил и учился…
Из-за ближайшей машины вынырнул подполковник. Чем-то озабоченный, он устремился к голове колонны. Но на полпути оглянулся и увидел следовавшего за ним Бориса.
— А… доктор!
Не останавливаясь, крепко пожал руку.
— И вы с нами? Очень хорошо! Садитесь в мою машину!
Борис закинул в «доджик» мешок и поднялся в кузов. Там уже сидели четыре офицера. Двоих Борис знал хорошо. Среднего роста, кряжистый, с ранними залысинами, начальник обозно-вещевого снабжения бригады капитан Осадчий был ему всегда несимпатичен. Может быть, тем, что казался сам себе значительной фигурой: как же, обувал и одевал целое соединение!
Со вторым офицером — капельмейстером бригады старшим лейтенантом Лелекой — Борис находился даже в приятельских отношениях. То есть при встречах они проявляли друг к другу чуть больше интереса, чем позволяли время и обстоятельства. Одно не нравилось в этом человеке — его улыбочки. Он и сейчас отметил появление Бориса одной из них — сладчайшей гримасой.
В кузове были еще два офицера. Оба в одинаково новых шинелях, в одинаково скрипящих ремнях, с одинаковыми брезентовыми полевыми сумками. И лицами — с одинаково легким пушком на щеках и верхней губе, с одинаково открытым и испуганным выражением — они были похожи. Борис взглянул на них с любопытством и жалостью:, таким же цыпленком два года назад начинал и он свою фронтовую жизнь. Он живо представил, каково им: прямо с корабля на бал!
Поздоровавшись за руку с офицерами и шофером зампотеха Хусаиновым, Борис сел рядом с капитаном Осадчим.
— Как дела там?
— Говорят, немцы Лауцен взяли! — хмуро ответил Осадчий.
— А наши как? — каким-то не своим, сдавленным голосом спросил Борис.
— До утра, сообщили, продержатся.
— Быстрее бы добраться туда!
— А что толку от этого? — насмешливо взглянул на Бориса капитан Осадчий. — Много с такими вояками, как мы, навоюешь…
Что ж, беспокойство его понятно. Действительно, трудно рассчитывать на боевые качества всей этой наспех вооруженной тыловой команды. Да и что могут сделать несколько десятков ремонтников, кладовщиков и музыкантов против целой вражеской группировки?
4
Похоже, что те же мысли одолевали большинство участников предстоящего рейда.
Бориса поразил капельмейстер Лелеко. Все началось с того, что он подсел к новичкам и, нервно поигрывая одной из своих улыбочек, стал пугать их предстоящими боями.
— Дай бог, чтоб из нас шестерых хотя бы один остался в живых, — заключил он.
Возможно, так и будет. И все-таки Борис с трудом удержался, чтобы не одернуть его. От этих бесконечных нервных ужимок и гримас даже простые слова приобретали какой-то зловещий оттенок. Кроме того, Лелеко с явным удовольствием и интересом наблюдал за растерянностью ребят. А это уже было совсем неблагородно. И главное — непохоже на него. «Тихий капельмейстер шумного оркестра», — как-то отозвался о нем Юрка, и Борису до сегодняшнего дня казалось, что этой оценкой исчерпывается характеристика Лелеки. И вдруг такая черточка. Во всяком случае недалекий и самодовольный Осадчий куда проще и понятнее.
— Эй! Принимайте! — раздалось за бортом машины, и старший сержант из трофейной команды перебросил к ним в кузов деревянный ящик.
— Что здесь? — спросил Борис.
— Ерши в масле! — подмигнул тот.
— Сейчас мы его распатроним, — сказал Осадчий.
Хусаинов достал из-под своего сиденья ломик. Осадчий поплевал на ладони и в один прием отодрал крышку.
— Лимонки? — радостно воскликнул один из новичков.
— Почти, — попробовал напустить туману Лелеко.
Паренек покраснел. Смущенно поднялся со скамейки, присел перед ящиком. Взял гранату и с обидой в голосе заметил:
— Обыкновенные лимонки. Мы их проходили в училище.
Читать дальше