Яков Липкович - И нет этому конца

Однако все трое обуреваемы одним чувством. Они не скрывают, что главное для них сейчас — это быстрее добраться к себе, в свои части, которые вот-вот должны ворваться в Берлин. И хотя мне неизвестно, что они там делают в своих соединениях, но по всему видно — их там ждут, они там крайне нужны.

Правда, на лицах тех двух написано: разумеется, одному из нас здорово не повезло, но что поделаешь? На то и война. Сегодня его ранило, а завтра, может быть, нас. Конечно, мы понимаем, до чего обидно получить осколок в такое историческое время. Но могло быть и хуже. Уж мы-то знаем, что способен натворить порой один-единственный снаряд. Как тут не радоваться, что и тебя не задело, и другие живы остались…

Мне кажется, что раненый догадывается об этих мыслях. Возможно, на их месте он бы и сам так думал. Но сейчас, очевидно, ничего, кроме острой зависти к своим удачливым спутникам, он не испытывает. И не нужны ему ни их сочувствие, ни их радость по поводу избавления от большей опасности. Именно это и выражает его хмурый взгляд.

Кто он, «наш» полковник, так и остается для меня пока тайной. Если бы меня спросили о нем, я бы ответил, как тот солдат: «Начальник какой-то…»

И вдруг шепот Яхина:

— За носилками сбегать?

Ну и ну! Яхин-то! Проявляет инициативу!

— Давай, — говорю я, разрезая конец бинта пополам.

Вскоре Яхин скрывается за поворотом. Да, такой прыти я от него и не ожидал. Вот что значит первый полковник!

Обрезаю ножницами кончики узла, спускаю засученную штанину полковничьих галифе, натягиваю носок…

— Все, товарищ гвардии полковник… Сейчас принесут носилки, и мы отнесем вас в машину.

А у самого мысль: надорвемся мы с Яхиным, пока дотащим его. Может быть, капитан с водителем «виллиса» помогут?

Но тут подходят те два полковника, и один из них смущенно говорит:

— Ты уж, Иван Иванович, не посетуй, что покидаем тебя.

А второй добавляет:

— Сам понимаешь, каждая минута дорога.

«Наш» сдержанно отвечает:

— Счастливого пути.

И не очень торопится обмениваться рукопожатиями. Сидит, упершись кулаками в колени, и перед собой смотрит. Потом, не глядя, подает руку. Те смущенно пожимают ее и залезают в машину, где их уже поджидают капитан и шофер.

Я помогаю полковнику подняться. Мне подают его полевую сумку. Едва подножка освобождается, как «виллис» рывком подается назад, затем вперед, на дорогу, с ходу вклиниваясь между идущими машинами.

— Иван Иванович! Скорее поправляйся! — доносится с него.

Но полковник оставляет это пожелание без ответа. Молча провожает взглядом своих бывших попутчиков.

И вот мы остаемся одни. Он стоит в неловкой и нелепой позе, на одной ноге, обняв меня за шею — большой, одинокий и беспомощный. А у наших ног так же одиноко и бесприютно темнеет его хромовый сапог…

Сколько можно так стоять? Куда бы его посадить?.. Ни черта нет! Ни пня, ни камня! Не сажать же его на голую землю. Хотя солнце и греет, она все еще сырая, обильно напоенная холодными весенними ручьями…

Один выход — подстелить шинель.

— Подождите, товарищ гвардии полковник! — говорю я, расстегивая шинель.

— Не стоит…

Этот ответ неожидан для меня. В нем слышится какая-то новая, доверительная, почти дружеская нотка. Я чувствую, что постепенно он перестает видеть во мне только фельдшера… А я… а я уже сейчас готов разбиться в лепешку для него!

Но легко сказать — «разбиться в лепешку»! Я даже отойти от него не могу, чтобы посмотреть, нет ли где ящика из-под снарядов или мин.

Попросить бы кого-нибудь… Но пеших почему-то давно нет, а машины идут сплошным потоком, не останавливаясь.

Конечно, не так уж часто встречаются раненые полковники, стоящие на одной ноге у дороги. И действительно, многие смотрят на нас с любопытством. Но мы никаких знаков проходящим машинам не подаем, и они проезжают мимо…

Наконец показывается долгожданная «пехота»: четверка солдат, идущих гуськом по обочине.

— Эй, братцы! — окликаю я их.

Они молча переглядываются. Неторопливо и настороженно подходят.

Старший из них по званию и возрасту — сержант — рапортует по всей форме:

— Товарищ полковник! Группа выздоравливающих в составе четырех человек возвращается из госпиталя в часть. Старший группы сержант Савченко.

— Значит, с новыми силами на врага?

— Так точно, товарищ полковник!

— Ну, фрицам теперь несдобровать, — шутливо замечает полковник. — Можете вести свою группу дальше, сержант Савченко.

— Слушаюсь, товарищ полковник! — И к своим: — Пошли!