Михаил Лев - Если бы не друзья мои...

— Владимир Ильич! Разрешите вас спросить.

— Спрашивайте, — отозвался Ленин, дружелюбно взглянув поверх голов на молодого человека.

— Разъясните, пожалуйста, что революция дала нам, артистам цирка? Долго еще хозяева будут над нами измываться?

— Где вы работаете?

Толпа качнулась, и Жаку удалось пробиться к Ленину.

— Я странствующий актер.

Ленин положил руку Жаку на плечо:

— Народ любит цирк и нуждается в нем. Я сам с детства люблю цирк. Владимира Дурова знаете? — Жак утвердительно кивнул головой. — Постарайтесь его разыскать. Думаю, он вам поможет.

…Была уже полночь. Жак бродил по улицам и проспектам, и ему казалось, что он все еще ощущает тепло дружеской руки.

Он осторожно открыл ключом дверь комнаты и бесшумно разделся. К кушетке он подошел на цыпочках и вдруг громко крикнул:

— Джон! Я разговаривал с Лениным!

Тот же Лакиндрош, что когда-то советовал Жаку жениться и сесть тестю на шею, теперь взволнованно ходил по комнате взад и вперед и утверждал, что Жаку место только на манеже.

— Ты пойми, — остановился он вдруг у окна, — я не терплю, когда вижу перед собой бездарь, а мне говорят, что это эквилибрист высшего разряда. Мне подавай экстра-класс! Гастона я люблю за то, что он точен, как часовой механизм. Но и он не без греха, ему недостает осторожности хирурга. Джон, ты помнишь, то же самое я тебе говорил еще лет десять назад.

— Верно. У тебя хорошая память.

— Память нас и старит. Так вот, Жак, у тебя немало достоинств, тебе бы хоть на время попасть в хорошие руки. Даже в цирке у знаменитого Чинизелли нет теперь такого человека, кто мог бы тебя вышколить.

— Что же ты предлагаешь? — перебил его Джон.

— Предлагаю, чтобы Жак не мешкал, будто на базар собирается. Денег на дорогу можем ему дать, и пусть завтра же едет. Дуров, говорят, сейчас в Крыму.

— Решено, — ответил Жак, — завтра же вы от меня избавитесь.

— Ты слышишь, Джон, что Жак только что сказал? Недаром говорят: брось собаке кость, она же тебя и укусит. Жаль, что сардины кончились и закусывать больше нечем. Эта водка крепка, как спирт, и чиста, как родниковая вода.

Три стакана взметнулись в поднятых руках и застыли на мгновение. Трое друзей пожелали друг другу успеха.

В каждом городе и городишке Российской империи было множество узких и кривых улочек без тротуаров и мостовых, застроенных кособокими, приземистыми лачугами, напоминающими грибы-поганки, с глухими ставнями, закрытыми на болты. Но таких, как в Евпатории… На одной из улочек длиной с мизинец, изрытой колдобинами, ходил по дворам кудрявый мальчонка лет семи и водил за руку слепого шарманщика. Жак стоял в стороне и смотрел, как слепой старик крутит шарманку. Как когда-то сам он, Довидл, мальчонка, одетый в рванье, делал стойки и ходил на руках, а в зубах держал фуражку, — может, кто-нибудь бросит пару монет, кусок хлеба или картошку.

Из-за низкой стены, на которой сушилось множество пеленок, показалась девичья головка в платке, а под ним лицо, обрамленное белокурыми волосами, с черными, как спелые черешни, глазами.

— Хана, ты что стоишь? — закричала девушка. — Какой-то солдат собирается бить твоего отца.

Засмотревшаяся было на шарманщика Хана тут же сбросила засаленный передник, сунула босые ноги в мужские сандалии, вскинула на широкие плечи коромысло и, размашисто шагая, громко позвала:

— Фрося, пошли!

В конце узенькой улочки бурая кляча Иойны-водовоза столкнулась с черным жеребцом, запряженным в легкую пролетку, которой правил солдат.

— Дорогу! — закричал солдат, и куры испуганно шарахнулись в сторону.

Водовоз в длинном брезентовом фартуке поверх могучей груди не спеша, будто его это не касается, поставил на землю два больших пустых ведра, прислонился к бочке и пальцами, похожими на деревянные сучки с наростами, принялся скручивать цигарку из махорки.

— Эй, ты, биндюжник, — разгорячился сидевший в пролетке офицер, — заворачивай свою колымагу во двор и освободи дорогу!

— Рашид, — подозвал водовоз крепко сбитого рыжего парня, — как тебе нравятся эти паны? Им кажется, что они всё еще в Петрограде. Смех один! Сам попробуй заверни тут. И без того колеса задевают стены домов. Солдат! — на этот раз Иойна обратился к кучеру. — Нечего зря время тратить. Подай назад, и мы разъедемся.

Солдат, будто его кипятком ошпарили, подскочил и замахнулся ременным кнутом на водовоза.

— Ну, ну, дяденька, потише, — и Рашид вырвал кнут из рук солдата и забросил на крышу.