Вспоминается разговор с пленным немецким солдатом. Среди других ему был задан такой вопрос:
— Скажите, какие вы знаете города в Советском Союзе?
Он назвал:
— Москва, Ленинград, Сталинград, Севастополь и… Усакино.
Однажды мы подбили немецкий самолет. У летчика была обнаружена карта, на которой черными крестиками были помечены партизанские села. Усакино же было, кроме того, еще обведено красным кружком. И действительно, село бомбардировали большее число раз, чем насчитывалось в нем хат. Но после каждой бомбежки там вырастали новые землянки, и Усакино продолжало существовать.
Наш зимний лагерь находился в лесу, километрах в двенадцати от Усакина. Пусть свирепствуют жестокие морозы, лютые вьюги — им в землянки не забраться, у нас тепло, докрасна накалены железные печки.
Немцы неожиданно нагрянули на деревню недалеко от Усакинского леса. Нужно было немедленно установить их численность, вооружение, а главное — выяснить намерения. Наши кони запряжены в санки.
Натянув на себя белые маскировочные халаты, мы отправились в путь.
Последние несколько дней не прекращалась метель, даже в лесу занесло все дороги. Сухой снег бил и колол лицо. Заденешь невзначай головой или автоматом ветку, пушистый покров сорвется с дерева и осыплет тебя с головы до ног ледяной серебристой пылью.
Наш путь лежал через Мачиск. Мы с трудом туда добрались. Двигаться дальше без проводника было невозможно, а найти его оказалось не так-то легко — кроме стариков и женщин с детьми никого в хатах не было. Еще днем здесь узнали, что близок враг, и все, у кого только хватило сил, ушли в лес. Как ни жаль было, пришлось в одной из хат попросить старика одеться и ехать с нами. Он не заставил себя упрашивать. Польщенный тем, что мы ему доверяем такое серьезное дело, он словно помолодел. В пути у старика — звали его Митрич — обнаружился досадный недостаток: он был необычайно словоохотлив и обижался, когда его останавливали.
Выехав из леса и убедившись, что теперь уже сами доберемся до деревни, мы поблагодарили деда и отпустили домой. Велико же было наше удивление, когда он отказался уйти. Выяснилось, что ему страшно идти одному. Взять его с собой мы не могли — это могло быть опасным для него и обременительным для нас, тем более что в дальнейшем нам мог понадобиться другой проводник.
Когда все же удалось убедить его покинуть нас, он прошел несколько шагов и остановился.
— Товарищ командир, скажите мне ваш пароль.
— Какой?
— Тот, что вы говорите друг другу при встрече…
Выполнить его просьбу было невозможно. Наш пароль был действителен для всех партизан и менялся не чаще одного раза в пять дней, за исключением тех случаев, когда он становился известен врагу. Но Митрич упрямо твердил свое:
— Не хочу, чтобы партизан, родной человек, меня загубил.
— Хорошо, — нашелся вдруг Чижик, — я тебе доверю наш пароль.
Мы в замешательстве смотрели на Ваню. Лицо его было серьезно, невинно глядели голубые глаза.
— Запомни, дед, — произнес он громким шепотом. — «Бум-бум».
— «Бум-бум», — повторил старик. — А что тот должен мне ответить?
«Ну, — подумал я, — счастье, что в лесу его сейчас никто не встретит».
— «Пятнадцать на тридцать», — ответил ему не моргнув Чижик.
Митрич пустился в путь, и ветер донес его бормотание:
— «Бум-бум». — «Пятнадцать на тридцать». — «Бум-бум»…
Полтора года спустя, уже после соединения с частями Красной Армии, мы снова оказались в Мачиске. У развалин дома я увидел в кругу бойцов деда.
— Не думайте, — говорил он, — что мы тут сидели сложа руки. Уж на что я, старый человек, и то однажды ночью ходил с партизанами в разведку.
Солдаты переглянулись.
— Что, не верите? Могу вам даже сказать ихний пароль.
— А ну-ка! — подзадорил его боец.
Старик поглядел по сторонам и, убедившись, что никого посторонних нет, гордо поднял голову и громко проговорил:
— «Бум-бум». — «Пятнадцать на тридцать»!
В ответ на этот «пароль» раздался оглушительный хохот. Дед стоял удивленный и глубоко оскорбленный. Мне от души стало жаль его. Быстро соскочив с коня, я подошел к собравшимся и заявил:
— Не смейтесь, товарищи. Была такая ночь, и был у нас такой пароль. Все, что он вам тут рассказывал, истинная правда.
Стоило посмотреть, как мгновенно изменилось выражение его лица. В изумлении раскрыв глаза, он глядел на меня как на чудо, растроганный и взволнованный.
Митрич узнал меня.
Читать дальше