Михаил Лисин - Пути и судьбы

Плес опустел внезапно. Редко-редко протрубит запоздалый пароход, промелькнет шустрая самоходка, и на десятки километров — холодная сковывающая пустота.

В пароходстве уже спустили флаг навигации, как вдруг выяснилось, что в устье Суры остались две баржи с пшеницей. В каких-нибудь три-четыре дня надо было выхватить баржи из замерзающего устья и доставить в Горький.

В диспетчерской решили, что никто не сможет сделать это лучше старика Закрутина. Волгари полушутя, полусерьезно поговаривали, что-де самый громоздкий караван проведет он с закрытыми глазами. Да и пароход у Закрутина был мощный, испытанный.

По преданию, буксир, вооруженный пушкой и пулеметами, действовал в составе легендарной Волжской флотилии комиссара Маркина и был грозой белогвардейцев. Он и в самом деле носил боевое имя — «Грозный». У «Грозного» — бронированный корпус и крепкие колеса с железными плицами.

…В обратный путь вышли в сплошном сале. Временами серое небо принималось сыпать сухим снегом, и тогда людям в штурвальной рубке казалось, что они слепнут. Но постепенно прояснилось, и завиднелись берега: крутой и близкий — по левому борту, низкий и далекий — справа. В поймах до самого горизонта торчали белые стога, похожие издали на яйца, поставленные тупыми концами, а на горном берегу пестрели домики селений. Подымаясь по склону все выше и выше, они вдруг пропадали за нависшей тучей.

Ветер свистел в расчалках мачты и, врываясь в рубку, леденил лицо и перехватывал дыхание. Соскабливая прокуренным ногтем морозный узор со стекол рубки, Закрутин дивился:

— Кой черт! Неужто и впрямь зима?

— Такая непогодь еще льда нагонит, — сказал штурман Фролов. Новенькая шинель, облегавшая его стройную фигуру, на груди была расстегнута, и из-под нее выглядывала заячья опушка жилета.

Опустив на штурвал руки в кожаных перчатках, он плавно и щегольски поворачивал колесо, все время глядя на острие торчащей на носу буксира мачты, тонкой и маленькой, как веретено. Думая, что это придает ему солидности и веса, штурман старался ввернуть соленое волжское словцо. Когда надо было сказать «непогода», он говорил «непогодь», якоря у него превращались в «якорья», а сильную бурю он с каким-то особым смаком называл «штормяга».

— Нагонит… Это уж как пить дать!.. — отозвался капитан и, морщась, стал потирать колени.

…Лед появился ночью. Закрутин, не выходивший из рубки и все время прислушивавшийся к реке, догадался об этом по шуму колес: на них как будто что-то накручивалось, а потом грузно обваливалось и разбивалось со стеклянным звоном.

Внезапно застучало в правом колесе. Приоткрыв заслонку лаза, механик Соколов долго и пристально всматривался. Казалось, в кожухе крутится не колесо, а жернов.

— Плицы покорежило, — не скрывая тревоги, объяснил он Закрутину, — да и спица одна на честном слове держится.

— Дойдем?

— Дойдем, если хватит топлива. Мазута сожгли прорву…

— Через Кривое колено хоть умри, а вытяни, — внушал Закрутин. — Проскочим колено — считай, мы дома, не сдюжишь — пропала пшеница.

В Кривом колене река как бы внезапно останавливается и, напружившись, кидается обратно. Лед, не успевая за поворотом реки, скапливается, смерзается в излучине, забивает ее до дна.

Соколова позвали в машинное отделение. Маленький, нервный, он засеменил по трапу вниз.

— Бегает старик, — почти с завистью глядя ему вслед, сказал Закрутин и, морщась от боли в ногах, грузно опустился на высокий табурет… — Нет, только бы до затона добраться, а там прощай «Грозный», — продолжал он, печально улыбаясь и все поглаживая колени. — Лютый ревматизм на нем нажил, больше ничего. Сам посуди, Фролов, все капитаны давно на печке греются, а мы тут чки [2] Чки — льдины. считаем. Тебя уж, чай, и невеста-то бросила.

Капитан долго молчал, точно обдумывая что-то, и вдруг резко повернулся к штурману:

— Не уйти ли мне на самоходку, а? Хватит с меня «Грозного». Двадцать годков оттрубил на нем!

Светало. За ивняками, разросшимися на песчаной отмели, свинцово поблескивало, и слышался странный шум: как будто кто-то невидимый и громадный непрестанно шаркал стеклом о стекло. По тому, как росли ивняки, впереди угадывался большой изгиб, напоминавший букву S. Это было Кривое колено.

«Грозный» повернул направо, и, видя, как уходит в сторону знакомая деревня, Закрутин с нетерпением привстал, точно собирался разогнуть проклятое колено.

В узкий просвет между горным берегом и тучей глянуло на Волгу солнце. Холодным блеском засверкали льды. По обледенелым пароходным бокам скользили и переливались ослепительные пятна.