Иван Уксусов - Голодная степь

— Сегодня вечером, если ишак натаскает на тележку. Пока еще, как видите, его мало.

— Учтите, пожалуйста, что после десяти часов вечера приема на заводе не будет.

— Каждый год это говорят и каждый год принимают до полуночи.

— Почему вы держите его в куче?

— Некому разбрасывать. Видали девочку?..

— А вы знаете, сколько хлопка ежегодно согревается и преет оттого, что он недостаточно сухой?

— Мы знаем, почему мы не знаем?.. Мы все знаем! — опять пышно улыбнулся раис.

Рип подошла к куче, запустила в нее руку по самое плечо, достала горсть хлопка и внимательно рассмотрела его. Она сказала, что влажность выше допустимого, такой хлопок на заводе принят не будет.

Раис перестал улыбаться:

— Почему выше нормы, барышня?!

— Если сомневаетесь, мы проверим его на заводе влагомером в вашем присутствии.

— Зачем нам ссориться… Не примете первым сортом, сдадим вторым, мы люди богатые, не заплачем.

— Сырой хлопок я никаким сортом не буду принимать, ставлю вас в известность, — подчеркнула последние слова Рип.

Она наклонилась, взяла охапку белой массы, потащила ее па край площадки и там раскидала для просушки. Схватил охапку, глядя на Рип, и Горбушин, отнес и раскидал. За ним Роман, что-то забормотав, сгреб уже целую охапищу и, роняя по пути хлопок, направился на противоположный конец площадки. Когда же и старый Рахимбаев начал помогать молодым, раис с выражением доброй снисходительности на крупном лице тоже принялся работать.

Растаскали кучу, затем по меже, по которой девочка пригнала ишака, пошли в глубь поля. Впереди Рип. Она шла медленно и часто останавливалась осмотреть ближайший куст; за нею шагал Горбушин, за ним остальные. Впрочем, Роман остался на стане. Располосовав в тени персидской акации крупный арбуз, он кончиком ножа выковыривал из него черные семечки, чтобы ярко-красной мякотью насладиться без помехи.

Рахимбаеву понравился поединок начальницы ОТК с раисом, он шел и думал, как расскажет об этом Джабарову, обрадует его. Они оба еще не наблюдали девушку за работой, это были ее первые шаги, и они нравились старику. А сейчас он увидит ее умение беседовать со сборщицами.

Да, Рип не спешила. Она то и дело останавливалась изучить уже лопнувшие по всем четырем граням коробочки, сдергивала иную, разрывала па части, по очереди мяла дольки на ладони, еще зеленоватые, с сырым желтоватым хлопком, будто спрашивала у него, когда он созреет. Она работала, задерживая спутников и не думая о них. Горбушин, внутренне прикованный к Рип, которая опять, как в их первую и вторую встречи, чем-то очень удивляла его, подсчитывал коробочки па кустах — на ином было свыше тридцати, на ином до десятка. В разговоре с раисом, например, он слышал в ее голосе твердую настойчивость и одновременно мягкую стеснительность.

Недалеко от них над кустами низко летел самолет У-2, оставляя за собой широкий шлейф темно-дымного вещества, медленно оседающего на хлопчатник. Рип, изучая пораженную вредителем коробочку, безразличным тоном сказала Горбушину, что самолет производит дефолиацию — специальное опыление, после которого листья с кустов опадают, на ветках остаются лишь коробочки и, уже ничем не затененные, быстрее дозревают, и людям и машинам удобнее снимать урожай.

Горбушин обрадовался. Ведь заговорила!

— Невероятно, какие жесткие стебли и листья… А родят вату!

— В другом месте не назовите хлопок ватой. Вас засмеют.

— Учту… Почему на одном кусте много коробочек, на другом мало?

— Один больше взял света и питания, другой меньше.

— Значит, у растений примерно тот же закон, что у людей? Каждому отпускается по его способностям?

Он еле заметно пошутил, все же она насторожилась и не отозвалась. Они приблизились к сборщицам. В бригаде их было десять. На большинстве светлые платья, белые платки или соломенные шляпы: к жаре люди привыкли, но послеполуденного зноя побаивались, светлыми одеждами защищаясь от него. Женщины худощавы, загорелы, черноволосы. У каждой фартук закрывает грудь, концы его пристегнуты к поясу, так что получается мешок, куда сборщица и сует обеими руками быстро сдергиваемый хлопок; потом, когда его набирается много и это уже мешает женщине работать, она относит его к стоящему канару, высыпает туда. Канаром в Средней Азии называется мешок, но он шире и длинней обычного, даже напоминает наматрацник; на Украине нечто подобное называют лантухом.

Раис что-то проговорил на кавказском наречии, две колхозницы после этого остановили взгляды на Рип. К одной из них и подошла она, попросила показать, какой собран хлопок. Молодая женщина в пестром платке отстегнула концы фартука, белоснежная горка бесшумно сдвинулась вперед; Рип поворошила ее, затем набрала хлопка в обе руки, всмотрелась. Раис, Рахимбаев, колхозницы окружили начальницу ОТК, ожидая, что она скажет.