Иван Уксусов - Голодная степь

Рудена, оборачиваясь, покрикивала испуганно:

— Да побыстрее вы! Или уже выдохлись? Сейчас ливанет, уже капает!

Но Горбушин, обессилев, остановился.

— Где же машина? Мы не пошли другой дорогой?

— Снимай чемоданы, пока Рудена не удавила тебя ими! — подошел смеющийся Шакир. — Я скажу Скуратову спасибо, когда вернемся домой. Что дал нам в напарники даму, это замечательно, но уговора не было, что она наберет полтонны контейнеров!

От дождя они все-таки удрали. Помог грузовичок. Его фары так тускло засветились впереди — сразу и не признаешь, машина ли это. Останавливаясь, он поднял облачко удушливо-горячей пыли, мельчайшей сеткой закружившейся в свете фар. Очередная молния позволила шеф-монтерам увидеть высунувшуюся из кабины голову человека, до того заросшую обвисающими волосами, что она напоминала голову льва.

— Грузи скора!.. — вскричал шофер.

Чемоданы в крытый брезентом кузов шеф-монтеры покидали как попало, лишь бы скорее, — гром уже затихал разве что на секунды. А потом и этот грузовичок, под стать чудесам на небе, не тронулся медленно, как обычно трогаются автомашины, а прыгнул, будто собака, вперед, затем прыгнул еще раз и еще, заставив шеф-монтеров схватиться друг за друга и лишь тем удержаться от падения. И бешено помчался по дороге, подскакивая на неровностях и шатаясь.

Дождь пошел крупный, шлепками то здесь, то там, словно давал земле пощечины. Горбушин и Рудена присели на корточки, прижавшись друг к Другу, молчали. Шакир стоял, держась за борт. Намокшая парусиновая крыша устрашающе хлопала над его головой, он не придавал этому значения и весело кричал:

— Тысяча и одна ночь! Нас встречают торжественным салютом!

Проснулись они в доме директора хлопкозавода Усмана Джабаровича Джабарова. Горбушин первым открыл глаза, не спеша поднялся с раскладушки, осмотрелся и подумал, что вот он и в таинственной Средней Азии, где побывать хотел еще подростком, когда читал сказки об этом удивительном крае.

Три окна в просторной комнате зарешечены толстыми железными прутьями… Странно! А на деревянных настенных полках расставлены начищенные до блеска медные тазы и маленькие тазики, рядом с ними сверкают узкогорлые кувшины с тонким узором. Чьи жилища украшала эта посуда? Когда? А теперь служит экспонатами домашнего музея…

В углу комнаты стоит сундук, обитый ясной и местами уже поржавевшей жестью, на его передней стенке нарисована птица, похожая на павлина и одновременно на глухаря. Веером развернув яркий хвост и приспустив крылья, она приготовилась взлететь, выкатив большие, как у барана, глаза, и сколько же в них самого естественного напряжения! Придуманная птица, а какая живая!

Эти ли решетки и медная посуда или она, птица с бараньими глазами, навели Горбушина на мысль об одной встрече? Он в прошлом году возвращался с Шакиром из Куйбышева, там они монтировали дизель в железнодорожном депо; спутником в купе был старый человек с насмешливыми глазами, инженер-ирригатор, много лет проживший в Средней Азии, откуда и ехал теперь в отпуск к родным на Смоленщину.

Он похвалил профессию Горбушина и Шакира, позволяющую им многое увидеть в стране, и неожиданно стал иронизировать над туристами. Едут смотреть чужое, а вот о своем Советском Востоке многие имеют лишь очень отдаленное представление, тогда как именно там пытливый ум обнаружит и природу, поражающую воображение грандиозными масштабами, и захватывающую историю многочисленных древних народов, следы древних культур и интереснейшее современное искусство. На тысячах километров лежат под раскаленным добела солнцем океаны хлопка, океаны фруктовых садов, желтые, черные, красные пески пустынь. Тысячи километров занимают горы. В глубоких теснинах беснуются реки, водопадами срываясь с высот…

И вот теперь они все это увидят.

Проснулся Шакир. Сложив ладони рупором, он возвестил подъем.

Они быстро умылись и оделись. Даже Рудена, спрятавшаяся с чемоданами за ширмой, не заставила себя ждать. Они спешили на хлопкозавод принять по акту здание ДЭС, дизель-электрической станции, чтобы со следующего дня приступить к работе, — машины из Ленинграда были доставлены заранее. И только занялись булочками с маком, еще дорожными, как в дверь постучали. Вошла полная женщина в пестром халате с подносом в руках: на нем едва умещались три пиалы, чайник, сахарница и тарелка с беляшами.

— Привет, земляки! — с удовольствием сказала она. — Я жена Усмана Джабаровича, меня зовут Марья Илларионовна. — Поставив поднос на стол, она поправила русые, с сильной проседью волосы, уложенные короной.