Василий Лебедев - Высокое поле

Лехе приятно было слышать, как радуется за него друг, но училище — не техникум — это понятно каждому, и Леха только пожал плечами: ничего…

А танцы продолжались. Вышла Надька. Сначала она была с подругой, потом — Леха не успел опомниться, как их «разобрали» ребята десятиклассники.

— Ты не куришь? — спросил Митька.

— Иногда.

— А я решил и в рот не брать. Спортом займусь. Да и что такое куренье — условный рефлекс дикаря!

— Ты, Митька, всегда любил порассуждать, — заметил Леха.

— Нет в самом деле! Когда-то дикарь держал за щекой орехи или сосал бананы, как папиросу, так от этого польза была, а тут что? Одни болезни. Уж лучше бы выпускали жевательную резинку, по крайней мере зубам польза.

— Это только капитализм жует резинку, — опять заметил Леха.

— Дурак ты, Леха, кругленький! — ласково сказал Митька. — Мы должны перенимать все, что полезно нам. Еще Ленин сказал, что необходимо брать все ценное у капитализма, а все худшее оставлять ему.

«Не зря его в техникум приняли», — подумал Леха.

Ему стало приятно, что есть у них в деревне такой умный парень, но о куренье он решил еще немного поспорить:

— Все равно совсем не курить — это как-то не по-мужски! — сказал он, следя в то же время за Надькой.

— Гм! Не по-мужски! — хмыкнул Митька.

— Чего ты? — удивился Леха.

— Да так… У нас тренер по легкой атлетике есть.

— Ну и что?

— Да ему на днях студенты заметили в шутку, что не по-мужски не курить.

— Ну, а он?

— А он выстроил нас, попросил всех, кто курит, сделать два шага вперед, ну а потом сказал: «Вот смотрите — курит тот, у кого нет другого способа доказать, что он мужчина!»

— Врезал! — качнул Леха головой и подумал, что надо бы запомнить на всякий случай эту дельную мысль.

Захотелось расспросить Митьку о техникуме, но вдруг все его существо будто прокололо светлой холодной иглой — он глянул на сцену, где стояла радиола, и некоторое время еще не мог понять, то ли это, и наконец сказал сам себе: «То!» Взгляд его заметался по залу, а там уже вставали навстречу музыке, и не было никакого сомненья, что это тот самый вальс!

У Лехи, как ему показалось, остановилось дыханье. Сердце колыхнулось и беспорядочно застучало. Митька что-то говорил над ухом, но он не расслышал и напрямик, расталкивая пары, устремился к ней, еще издали вытянув руку вперед. Подруги рядом с Надькой вдруг расступились, и она осталась одна перед его неожиданной решительностью. Рука ее, словно в защите, невольно приподнялась на уровень груди, но в следующий момент она уже чувствовала, как плотно держат ее ладонь дрожащие Лехины пальцы.

— Больно… — то ли в шутку, то ли всерьез, но без сердца, проговорила Надька, выходя за ним. — Да больно же!..

— Извини, Надя…

И только он произнес ее имя, как сразу же, на редкость точно попал в такт музыке и тотчас обрадованно закрутился, еще не веря своему счастью, не зная, как говорить с ней, и опасаясь только одного — это скоро кончится. Она кружилась легко, послушно, откинув голову немного назад и улыбаясь больше своими черными прищуренными глазами, чем губами. В другой обстановке он, наверно, попытался бы разобраться в этой загадочной улыбке, но сейчас он только видел эти глаза, мягкий отсвет некрашеной брови, ее чуть выгнутую шею, видел, как закрутился, замелькал где-то на втором плане их кинозал со всеми людьми, транспарантами, стульями, белым экраном, открытыми окнами, и ему казалось, что это вырвалась, наконец, наружу озорная и чистая вьюга, поднимающаяся в его душе.

— Остановись! Остановись же! — услышал он Надькин голос, а за ним — чей-то беззлобный смех.

Середина зала была пуста, и Леха понял, что музыка кончилась давно.

Полдороги от клуба до перекрестка Леха шел с Митькой позади девчонок. Когда приятель свернул к своему дому, Леха один пошел дальше и все следил, когда Надька простится с подругами и останется одна. На перекрестке от нее ушла последняя, Инга, племянница конюха Семена. Леха тотчас прибавил шагу и нагнал Надьку.

— Домой?

— А куда же еще? — удивилась она.

Он коснулся ее локтя — она отстранилась.

«Что же я молчу?» — думал он, досадуя, что за всю дорогу не приготовил несколько нужных слов, а тут еще с горы, как нарочно, протарахтел на своем мотопеде Сергей Завалов.

— Ночью-то! Ведь разобьется, — сказала Надька, а он вслушивался — с болью, со страхом сказала или так.