Пашка собрался с духом и вошел.
— Ты куда?
Наверху, на лестнице стоял плотный, сытый человек в белой куртке нараспашку и посвечивал золотыми зубами.
— А я… этого… Евсеича мне.
— Евсеича? А зачем?
— Он велел прийти.
— А ты кто?
— Кто, кто! Он велел прийти.
Пашка смотрел исподлобья и, видать, не приглянулся начальнику.
— Интересно… Ну, давай сюда!
Они поднялись на второй этаж, прошли коридорами мимо каких-то помещений, откуда слышались голоса и стук ножей. Неожиданно золотозубый остановился, отворил дверь с надписью «кондитерский» и с усмешкой позвал:
— Евсеич! Тут к тебе пожаловали!
Пашка обрадовался знакомому запаху ванилина, которым повеяло из цеха вместе со сладковатым вкусом муки, от которого сразу запершило в горле и защекотало в носу. Из-за стеллажей появился сам Евсеич во всем белом. Из-под длинного передника торчали обсыпанные мукой штаны и ноги в жестких растоптанных тапках, тоже белых от муки. Лицо его было веселым.
— А! Пашка! Пришел? Хорошо! Это, шеф, мой ученик будет!
— Интересно! А кто его брал?
— Я.
— Гм! Интересно…
— Тебе, может, и интересно, а мне не очень интересно одному крутиться, без помощника. Сколько времени обещал ученика? То-то! А вот теперь я сам нашел!
— Штаты не ты набираешь, а директор с моего на то согласия.
— А с чьего согласия я за двоих ломаю, а получаю, как все? А? Чего отворачиваешься? Так что не доводи до греха. Давай помощнику куртку, а не то у меня разговор короткий — знаешь меня: нож в газету и — прощай! Меня вон давно в «Асторию» зовут, там-то уж умеют ценить мастеров, там и условия…
— Ну, понес свою песню! — заулыбался шеф невесело. — Погоди, пока директор придет. Парню надо медосмотр пройти и прочее… Сегодня как раз приемный день, а потом…
— Я тебе что толкую: дай парню куртку без разговоров, я его с производством познакомлю! — настаивал Евсеич. — Должен же человек посмотреть, где он будет работать?
Шеф махнул рукой:
— Ну, пойдем, как тебя?..
— Пашка.
— Пойдем, Пашка, дам тебе чью-нибудь куртку из той смены. Да, ну и мужик шебутной! Все-то он орет, все ему не так… Правда, мастер — уж этого не отымешь… Родственник, что ли?
— Чего?
— Родственник, говорю, ему или как?
— Нет. Так… — ответил Пашка.
— Гм! Уж и хитрить умеешь — так… Так ничего не бывает!
В крохотной душной раздевалке шеф-повар дал Пашке куртку, передник и колпак. Пашка сразу надел куртку, но с передником медлил: уж слишком он походил на бабскую юбку! Колпак же он решил не надевать совсем. «Да это же дурацкий колпак! — с ужасом думал он. — Все повара в кинокомедиях бегают точно в таких колпаках, а весь зал хохочет. А вдруг кто узнает, что и я…»
Шефа позвали, и он убежал, а Пашка остался стоять в раздевалке. Он уже был расстроен: повар! Только и не хватало… Если бы его догадались сначала покормить — он давно бы смылся отсюда и никогда больше не пришел. Он считал, что лучше прокантоваться несколько месяцев до получения паспорта, а там и на завод.
— Ну, готов? — Евсеич влетел в раздевалку. — Давай, давай пошевеливайся, а то у меня тесто подойдет скоро!
Он схватил Пашку за руку и потащил по цехам — знакомить с производством.
— Вот смотри — корневой цех. Важный цех, но это не работа! — Евсеич с порога махнул рукой и поспешил дальше, увлекая Пашку. Тот успел лишь окинуть взглядом полутемное помещение, где на мокром каменном полу была насыпана в угол картошка, свекла и еще что-то. В большом котле белела залитая водой чищеная картошка. У стола, заваленного грудами зелени, стояла пожилая женщина и чистила зеленый лук. Рядом с зеленью алела горка промытой вычищенной моркови.
— Экскурсия? — спросила она вслед, но Евсеич не слышал, он уже распахивал следующую дверь.
— Мясной! — заорал он прямо в лицо Пашке, перекрывая шум электрической мясорубки.
Тут было интересней. Пашка во все глаза смотрел на огромные куски сырого мяса, торчавшие из большой каменной ванны. Особенно большая часть лежала на оцинкованном столе, а над ней высокий тощий мужик быстро и точно, как парикмахер, махал длинным ножом. Прямо на глазах обнажались дуги красно-белых ребер, а мясо толстым одеялом, морщась и оседая, ложилось на стол. На краю стола лежали небольшие куски, но толстые и красивые. На другом столе кучей лежали необработанные куры. В другой ванне были свалены в воду какие-то серые плиты, и Пашка не сразу понял, что это оттаивала прессованная рыба-филе.
— Алексей! — крикнул Евсеич. — Пленку-то с вырезки не забудь снять, а то опять свернет бифштексы, как поросячье ухо, или, как вчера… А ты не отмахивайся, не отмахивайся, я не таких учил! Вон сек испохабил, разве так его отделяют от огузка?
Читать дальше