Георгий Шолохов-Синявский - Далекие огни

— Ротмистр Дубинский почему-то находит нужным доверять мне свои тайны, — усмехнулся Ясенский.

Антипа Григорьевич подошел к комиссии и, переложив шаблон в левую руку, правой неловко, по-стариковски взял под козырек.

Ясенский позволил Антипе Григорьевичу прикоснуться к своей холеной руке и тут же, нисколько не стесняясь присутствием мастера, тщательно вытер ее надушенным батистовым платком. Не глядя на старика, спросил:

— Вы собрали всех причастных к происшествию?

— Так точно, господин Ясенский. Кроме путевого сторожа Дементьева, каковой в больнице, все собраны, — почтительно, но с достоинством ответил Антипа Григорьевич.

— Господа, все готово, — обратился Ясенский к членам комиссии. Я думаю, мы сначала ознакомимся с показаниями нужных нам лиц, а затем поедем на место происшествия. Дорожный мастер, пришлите в служебный вагон артельного старосту Шрамкова и старшего рабочего Черевкова.

— Слушаюсь, — сказал Антипа Григорьевич, быстро обегая зорким, настороженным взглядом членов комиссии.

Начальство двинулось к поезду, Антипа Григорьевич рысцой побежал в контору.

Прохор Егорович Шрамков сидел в конторе в ожидании расследования, волнуясь, как школьник перед экзаменом. Толстое, цвета дубленой кожи лицо его было растерянным и жалким. Никто не узнал бы теперь в Прохоре важного и степенного артельного старосту.

— Сидишь, куманек? — насмешливо спросил Антипа Григорьевич, входя в контору и звякая шаблоном.

Полуянов издевался — никогда он не крестил детей артельного старосты.

— Сижу, Антипа Григорьевич. Душа вся изомлела, — вздохнул Прохор Егорович. — И чего это принесло их таким табуном?

— А как ты думаешь? Зачем приехала специальная комиссия? Значит, не все расследовано, — сказал мастер, забирая в сухонькую горсть тощую бородку. — А все оттого, Прохор, что виноват ты, да еще как виноват… Ну вот, пойду я сейчас и доложу, что никаких сигналов ты не выставлял. Как ты думаешь, что тогда тебе будет?

— Не погубите, Антипа Григорьевич…

— Ага, сукин сын! А мне каково? Ведь ты мой околоток запакостил, так?

— Наложил пятно, Антипа Григорьевич, но ведь не от умысла, а по упущению…

— То-то, Прохор… Иди-ка ты в вагон да держись крепко. Ты рабочих подговорил?

— Подговорил.

— Ну, валяй с богом.

Прохор Егорович ушел. Табельщик Яша, здоровенный краснощекий парень с заплывшими глазами, славившийся по участку своим изумительно живописным почерком, нагнувшись над конторским столом, писал.

— Яшка, — позвал его Антипа Григорьевич.

— Я вас слушаю, — оторвался от бумаг табельщик.

— Ты слышал, что я Прохору говорил?

— Слыхал, Антипа Григорьевич…

Яша лукаво смотрел на мастера.

— Никому об этом, так?

— Так… — усмехнулся Яша. — И что вы, Антипа Григорьевич, разве я не понимаю?

— А как ты думаешь, Яша, стоило ли главному жандарму из-за какого-то случайного происшествия приезжать?

Яша зевнул, отложил ручку, потянулся, запрокинув руки за толстый, как у мясника, затылок.

— А черти его батька знают, может, и не стоило…

— Не царь ли должен проехать, Яша? — таинственно прошептал Антипа Григорьевич. — Понимаешь, тот раз, перед тем как царю проехать, ротмистр Дубинский тоже приезжал.

— А кто его знает, может, и царь… — лениво согласился Яша.

В служебном вагоне тем временем уже заседала комиссия, учиняя допрос Шрамкову. За столиком, заставленным бутылками с сельтерской водой и вазами с яблоками и виноградом, сидели Ясенский, Синебрюхов, начальник участка службы тяги, начальник отделения службы движения и их помощники. Начальники лениво задавали вопросы, ели яблоки, попивали прохладительное. Шрамков стоял у стола, обливаясь потом. От запыленных сапог его из грубой кожи удушающе несло дегтем. Ясенский то и дело прикладывал к носу платок, нетерпеливо морщился. Лучи еще жаркого сентябрьского солнца сквозили через щели спущенных на окнах вагона бархатных штор.

Ротмистр Дубинский ходил по вагону, изредка обращаясь к артельному с отрывистыми вопросами. Все пока шло так, как хотелось Шрамкову. Он предусмотрел все до мелочей. Сигнал ограждения был выставлен, правила выполнены с точностью, машинист не заметил красного диска и свалил его. На это указывал найденный на сто четвертой версте между рельсов диск.

— Значит, по-вашему, виновен машинист? — спросил начальник участка тяги, лысый, обрюзгший человек с желтым нездоровым лицом и скомканными усами, закрывавшими толстогубый рот.