Георгий Шолохов-Синявский - Далекие огни

— Я ухожу, — сказал Володя стоявшей у переезда матери.

— Зашел бы ты, сынок, к Антипе Григорьевичу. Ведь он советовал на седьмой околоток пойти. Гляди, тамошний мастер возьмет тебя в табельщики.

— Ладно, — буркнул Володя.

— Путь тебе счастливый!

Володя, не оглядываясь, пошел вдоль железной дороги. Сегодня он начинал самостоятельную жизнь. Чувство свободы сменялось волнением при мысли о встречах с людьми, с которыми ему предстояло разговаривать. Какая работа ожидала его, он еще не знал, но уже решил не противиться совету матери и зайти к Антипе Григорьевичу: надо было взять рекомендацию к дорожному мастеру седьмого околотка.

В раздумье Володя не заметил, как дошел до станции. Перед путевой казармой двое рабочих выкатывали из тупичка дрезину-шведку, ставили на рельсы. Очевидно, мастер собирался уезжать на линию. Володя хотел уже идти в контору, но тут дверь казармы отворилась, и на пороге появился сам Антипа Григорьевич с шаблоном в руке. Одет он был в твердый, как жесть, пропитанный олифой плащ, на голове сидела плоская круглая, отороченная зеленым вылинявшим кантом шапочка с огромным медным гербом железной дороги. Володя несмело шагнул к мастеру.

— Тебе чего, малец? — спросил Антипа Григорьевич, отстраняя Володю шаблоном.

— Вы вчера обещали похлопотать, чтобы приняли меня на работу, — смущенно напомнил Володя.

Мастер сердито уставился на него изжелта-серыми зоркими глазами.

— Ты чей?

— Дементьев… Вы вчера были у нас…

— А-а… Фомы Дементьева сын, так? — Антипа Григорьевич дернул бородку. — Чего же ты хочешь?

— Чтоб похлопотали… Написали письмо Друзилину.

— Зачем писать? Не надо писать. Поезжай к Друзилину и скажи, что я прислал, так?

— Так, — ответил Володя и пошел.

— Погоди… — остановил его мастер. — Я еду сам в Чайкино, к Друзилину. Хочешь со мной на дрезине?

Володя был только рад этому. Он благодарно взглянул на Антипу Григорьевича и удивился: лицо мастера морщилось от скупой улыбки.

— Садись! — приказал Антипа Григорьевич.

Прижимая к себе узелок с харчами, Володя уселся на сиденье дрезины.

— Ты узелок положи-ка, — ласково предложил старик. — Садись-ка за рычаги. Алексей, — обратился он к одному из рабочих, — ты останься и займись костылями, а мы теперь втроем доедем. Ну-ка, малец, берись…

Володя знал, что требовалось от него. Качать рычаги дрезины, мчаться на ней по железной дороге во весь дух — это удовольствие, которому мог позавидовать не один из Володиных друзей.

— Поехали, — скомандовал мастер…

Володя налег на рычаги обеими руками, стал двигать ими с ребячьим азартом. Дрезина, весело постукивая колесами, побежала от станции в степь. Ровный тугой ветер потянул в лицо.

Володя тратил усилий больше, чем требовалось. Не успели проехать семафор, как он вспотел, прерывисто задышал.

— Не горячись. Не рви, — сказал Антипа Григорьевич и положил старчески сухую руку на руку Володи, державшую рычаг. — Ты вот так… К себе спокойно налегай, а от себя отпускай вольно. Так, так… Вольней, вольней — не дергай, чего ты дергаешь, как баба ухватом?

Мастер мягко нажимал на руку Володи. Сидевший по другую сторону рычага рабочий гнал дрезину спокойно, ничуть не утомляясь, изредка с улыбкой поглядывал на Володю.

— Во-во… — подбадривал Антипа Григорьевич. — Толк из тебя, малец, выйдет. А ты в гимназии хотел учиться. Это не для тебя, брат. Ты думаешь, там задарма учат? Не задарма, малец, так? И моя бы Зинка в гимназии не училась, ежели бы я не был мастером. А мастером я стал и без гимназии. Голову надо иметь, малец, так? Я тоже вот в твои лета сел дрезину гонять, а потом, видишь, чего достиг. И брось ты о гимназии думать. В дело вникай. Как гайки привинчивают, как костыли забивают, как шпалы укладывают — на все смотри. Вот это тебе гимназия.

Антипа Григорьевич был, по-видимому, в самом хорошем расположении духа; сухонький и сутулый, он горбился возле Володи, поставив между ног шаблон, и, не спуская зорких глаз с выстилающейся впереди рельсовой колеи, рассказывал по-стариковски сипловатым голосом:

— Недавно отвез я Зинку в шестой класс гимназии. Вот ей гимназия нужна, так? Зачем ей, допустим, рельсы, шпалы и костыли? Не надобны они ей. Ей легкая работа требуется, так?

«Значит, уехала Зина», — подумал Володя с грустью. Он с удивлением слушал старика. Старик был неузнаваем: даже морщинки разгладились вокруг его серой, с прожелтью бородки; всегда ехидные, колючие глазки посматривали на Володю весело и дружелюбно.