Александр Ливанов - Притча о встречном

Зиночка — девушка где-то далеко за тридцать, со старообразным и желтым лицом, с мешочками под глазами, с незатянувшейся с детства рябью от оспы на дрябловатых щеках. Зато маленькие, острыми шильцами, глаза ее, живые и сметливые, видят каждого насквозь, как говорится, читают в душах. То в них вспыхивают какие-то неопределенные злые огоньки, то вполне определенная презрительная укоризна ко всему мужскому племени, по собственной ничтожности прозевавшему ее, Зиночку. Сама себя она ценит высоко — в ней нет и тени комплекса ущербной женственности… Как-то однажды новенький монтер, заметив совершенную непосвященность Зиночки в деле, которому служит, и полагая, что она чувствует себя потерянной от этого — некоей Аленушкой посреди бора дремучего, пожалев и желая ободрить ее, а отнюдь не заподозрив скрытую в Зиночке женственность, что-то принялся ей толковать на щите. А между дел, вспомнив, что Зиночка — «генеральская дочка», пропел ей: «Он был титулярный советник, она — генеральская дочь». Зиночка из желтой сделалась зеленой, она даже замахнулась на монтера своим жилистым и сухим кулачком. «Щас как врежу за генерала!»

Бог весть какие мысли пронеслись в душе Зиночки. То ли это был автоматизм признательности облагодетельствованной, кинувшейся на защиту своего благодетеля, то ли это была обида влюбленной и на что-то надеявшейся женщины? Видевшие это на узле на миг оцепенели. Потом все расхохотались. Смех хоть редко что и объясняет сам по себе — зато прекрасно снимает напряжение в любой конфликтной ситуации…

Заметив из своего угла генерала, Зиночка быстро спрятала вехотку в нижний карман спецовки, так же быстро сунула в верхний карман отвертку с розовой пластмассовой ручкой и, щелкая, точно парикмахерскими ножницами, никелированными плоскогубцами, мышью юркнула из своего угла к стойке высокочастотной у дверей. Там ее генерал легче заметит. И он заметил!

— Ах, и новый техник связи здесь! — наигранно обрадовался генерал. — Стало быть, связь будет работать! — рассмеялся он, точно сказал бог весть какую остроту.

Свободные от дела инженеры и техники не остались безучастными к приветливости начальства. Кто в тон генералу отозвался смешком, кто ограничился беззвучным смехом, а кто лишь обозначил приязненность.

— Рады стараться, товарищ генерал! Оправдаем ваше доверие! — отозвалась Зиночка и тут же быстро-быстро принялась начищать никелевое обрамление какого-то прибора. Она дула, хукала на прибор, вертя головой, любовалась никельным сиянием. Так увлечена была работой, что даже на генерала у нее не оставалось сейчас времени.

Кочкин счел, что он все сказал, что Зиночка пристойно ответила, выразив общее мнение, главное, что не пристало ему больше задерживаться, и он лишь добавил:

— Слышали?.. Вот так! Смотрите же — сдержите слово!.. До свидания!

Начальник связи, угрюмый и сутулый, уже в годах, инженер еще тридцатых, после ухода генерала, посмотрев вслед поспешившей в дальний угол Зиночке, сказал подчиненным:

— Учитесь, как надо обращаться с начальством!

Он невесело усмехнулся, покачал головой, умолк. В словах своего начальника связисты уловили непростой подтекст. Пожалуй, старый инженер, в глубине честного сердца своего, в чем-то уловил сходство между собой и Зиночкой. Именно — в недостатке знаний новейшей аппаратуры. Он в этом далеко уступал молодым инженерам, надеяться ему было не на что, на такой «ход конем», к которому прибегла его подчиненная, он явно был не способен… Ему вспомнилось прошлое селекторное совещание…

Ну и ловка же девка! Ведь и дежурство на коммутаторе было не ее. Она оттерла локотком дежурившую телефонистку, когда на линии что-то не заладилось, и так распушила хвост, развернула такую бурную деятельность, взяв всю трассу за горло, что все, и генерал, и руководство, и сами связисты, все только диву давались!.. Она сделалась начальником связи, командовала всеми связистами — «от Москвы до самых до окраин», — и со всех, что называется, перья летели. То и дело слышалось: «Москва!», «Генерал будет говорить!», «Срочно обеспечьте!», «Неукоснительно будьте на контроле!», «Под вашу личную ответственность!»… Нахваталась-таки и лексикона, и стиля из генеральских телефонограмм, которые целыми днями торжественным голосом, будто это были важнейшие правительственные сообщения, передавала на трассу. Не этим ли позаимствованием больше всего и угодила генералу?

На узле связи, кто в наушниках, кто через включенный динамик, все слушали грозные распоряжения Зиночки и давились со смеху. Кто-кто — они им знали цену! К общим местам и казенщине из генеральских телефонограмм она добавляла такие же общие места из обихода связистов. Но надо было слышать этот голос, этот тон, полные рвенья и уверенности! «Проверьте московскую сторону!», «Проверьте южную сторону!», «Устраните фон!», «Добавьте усиление!» И каждый раз: «Имейте в виду — сам товарищ генерал говорить будет!», «Всем сойти с линии, быть на контроле и отзываться лишь на мой голос!»… Собственно, только голос Зиночки и слышен был во все динамики, по всему управлению! Инженер связи, который, собственно, и занимался срочным устранением неисправности, вытянув на миг голову из электронных внутренностей стойки и не сразу поняв причину шума, повел ухом в сторону коммутатора и поморщился: «Выключите эту горлопанку… На нервы действует!» Молодой монтер рванулся в сторону коммутатора, но начальник связи его удержал за пуговицу халата: «Там — пусть, пусть развлекает руководство! А здесь — выключи динамик!..»