Александр Ливанов - Притча о встречном

— Требовательность, конечно, нужна… Но все дело в форме, — донесся сзади голос Шарова. — Солдат — как ребенок у родителей. Все он видит, все понимает, а командиры этого в счет не берут. Это перед нами не каждый солдат на виду, а мы у него как на ладони! Насквозь видят! Об ином офицере вдруг такое услышишь, что и самому в голову не пришло бы… Такая меткость характеристики, такая проницательность в чувстве человека — что диву даешься…

— Меня другое беспокоит… Нехватка боекомплекта… Пэтээров бы дюжину на левый фланг, пятизарядных бы… Стык там ненадежный — прямо-таки оперативный простор для немецких танков… Вы в штабе поговорили, с кем просил вас? Одно слово в коридоре иной раз попадает в цель лучше десяти заявок бумажных… А случись что — мы недосмотрели. «Сыльны та богати ридко вынувати…»

— Говорил, как вы просили… А там бодрое настроение, хлопают по погону, заглядывают в глаза… Хорошая примета! Оставьте, мол, местнические думы, намек на общую операцию. А откуда вы знаете украинский язык?..

Откуда? Ну, положим, и это тебе, комиссар, ни к чему. Сколько пословиц и поговорок знала Мария!.. Женщины — они до старости не устанут слышать заверения в любви. И как ловко их сами вызывают! Он не слишком был находчив в этих заверениях, отшучивался, что по-настоящему он любил в лошадях резвость, а не красоту в женщинах. И неизменно, чтоб успокоить ее, рифмовал «Мария — мрия». Сотни раз так — Марии не надоело, не требовала придумать что-то новое. Ведь мрия — мечта! Чем владеем, тем не дорожим, что теряем, о том плачем. Да, Мария была его мечтой, и он это как бы не сознавал. Избалован был жизнью, все, что дарила, принимал как должное. Вот и обиделась судьба за его неумение быть благодарным. Ничего, кроме смерти на войне, она уже, видать, ему не подарит. Что ж, он солдат…

— А вы, Олег Константинович, оказывается, жуть как скрытны! Сколько знаю вас, а ничего о вас не знаю!.. А вы ведь человек бывалый, недаром самый старший по возрасту во всей армии… Вчера подсел ко мне в легковушку особист из штаба. В попутную часть просил подкинуть. Следствие, разбирательство да суд. Ну, их обычные дела… То да се в дороге, и вдруг мне о вас такое бухнул, что зенки на лоб поперли… Неужели правда?

— Догадываюсь о чем… Тем более что особисты без фантазии… Все у них по документам. В личном деле моем вычитал… А здесь зачем рассказывать? Чтоб у людей зенки на лоб поперли, как изволите выражаться? Да-а, бывалый я… Словно и не моя жизнь, а так, занятная история мне самому рассказана. Как говорят солдаты, хочешь верь, хочешь не верь, брехать не мешай! Да и превосходительством был далеко не превосходным. Долгая история… «Жизнь моя, иль ты приснилась мне?»

— Но и дорога долгая, — хохотнул, по обыкновению своему, комиссар.

Звездич протянул в сторону руку, там где должен был находиться наблюдательный пункт, над округлым сугробом курился сизый дымок, в котором нет-нет промелькивали и тут же гасли одинокие искры. «Черти, видать, озябли, раскочегарили свой «сугрев», — подумал Звездич. А к нему наперерез, на бегу застегивая ремень на защитном бушлате, спотыкаясь в снегу, летел уже солдат, и впрямь выросший из-под земли. Он собирался доложить начальнику штаба свое «Никаких происшествий не было!» (а было бы — знали б об этом в штабе, на то и телефон у наблюдателя. Кстати, нигде и кабель не чернеет, замаскировал в снегу. Знает службу солдат!), но Звездич сказал «Вольно» и обернулся к Шарову, как бы приглашая и его подойти. Тот всегда для доклада пропускал вперед начальника штаба.

Хорошо, что первым обнаружил проверяющих, начал Звездич своим ворчливым и глуховатым голоском. Или только за тылом и следит?..

Солдат, из обстрелянных старослужащих, ему бы уже перед самой войной демобилизоваться, за словом в карман не лез, но делал это без пронзительной громкости молодых, когда не поймешь, то ли радение и лихость это, то ли простейший испуг перед начальством, докладывал обстоятельно и с достоинством. Нет, мол, у него круговой, так сказать, панорамный обзор! Приспособил обломки рам и стекол, из сгоревшей деревни поблизости… Даже зеркало приспособил!.. Вот как раз тыл зеркало держит под контролем. Не желает ли товарищ Третий (звания и фамилии называть особым приказом было когда-то запрещено, никто приказ не отменял, все до поры до времени теперь так продолжалось) заглянуть в землянку? Кипяток есть… Звездич пропустил и приглашение, и соблазнительный кипяток, хотя солдат ему нравился. Пожалуй, стоит его запомнить, при удобном случае присвоить ефрейтора, а то и младшего сержанта — толковый солдат!.. Наконец сказано было главное — о демаскирующем дыме и искрах. Но и здесь солдат нашелся, то и дело ввертывая «никак нет» и «слушаюсь» — нововведения в устав из старых армейских уставов. И это тоже не прошло мимо внимания Звездича. Уже мелькнула мысль, что и сержант не будет завышенным званием для этого солдата, который опять же толково объяснил, что он специально перед сумерками раскочегарил печурку, чтобы сразу натопить на всю ночь. Дверь он устроил так, что при закрытии ее заваливает снегом. Не выдует тепло! А впереди и минное заграждение, и колючки в три кола!