Тамаз Чиладзе - Дворец Посейдона. Сборник

Она достала из сумки блокнот и ручку.

— Начнем? — спросила и улыбнулась.

— Начнем.

Она приготовилась записывать, но вдруг положила ручку на стол и снова открыла сумку. Теперь она достала сигареты.

— Сначала покурим.

Я поднес ей горящую спичку.

— А ты? — спросила она.

Я тоже закурил.

— Как ты постарел! — сказала Софико, отгоняя рукой дым, словно раздвигая занавес.

У меня сердце екнуло:

— Ты всегда отличалась жестокостью!

Софико рассмеялась:

— А разве я не постарела?

— Нет.

— Знаешь, к тебе посылали другого редактора, но я сама попросилась и пришла.

— Когда ты начала работать на телестудии?

— Уже два месяца. Как только вернулась в Тбилиси.

— А где ты была?

— Ты даже не знаешь… Я десять лет жила в Москве.

— Десять лет?

— Как видишь.

— Что — видишь?

— Ладно, ладно, хватит…

Мы начали составлять программу моего выступления: о чем меня будут спрашивать, что я должен отвечать (это во избежание недоразумений), какие отрывки из моих фильмов покажут, какие сцены из спектаклей и так далее.

Я продолжал разговаривать с Софико, хотя сам был далек отсюда, воспоминания отбросили меня на двенадцать лет назад.

Я, кажется, уже говорил, что мысленно могу находиться сразу в нескольких местах, так что собеседник и не заметит, что я отвлекся. По-моему, я и пример тогда приводил достаточно убедительный.

Внезапно Софико перестала писать, подняла голову и сказала:

— Слышишь? Это голос Посейдона!.. — Словно разговаривала сама с собой.

— Бойтесь его! — тотчас подхватил я, вспомнил, что такая у нас с ней была игра (со мной все всегда играют!), двенадцать лет назад придуманная игра: кто скажет о Посейдоне что-нибудь остроумное.

— Он самый человечный из богов, — сказала Софико.

— Посейдон живет вдали от Олимпа, как впавший в немилость губернатор на заброшенном острове, — сказал я.

— Поэтому он полубог, полуплантатор, карающий нас плетью за провинности.

Но сейчас это было для меня не только воспоминанием об игре, а своеобразным паролем, вроде «Сезам, отворись», который давал моим воспоминаниям определенное направление и толкал меня на ту тропинку, которую я считал давно и навечно забытой.

Всемогущий брат Зевса Посейдон сидит на изумрудном троне, с неразлучным трезубцем в руке.

Во дворце царит тишина, на ступеньки трона дельфины положили свои умные некрасивые головы. Они готовы исполнить любое желание своего повелителя.

Жена Посейдона Амфитрида вяжет сеть для бедного рыбака. Тишину иногда нарушает звук трубы, это Тритон дразнит морские ураганы, запертые Посейдоном в клетку.

Посейдон вспоминает, как он похитил у Атланта Амфитриду: Атлант держал на своих плечах небесный свод, Амфитрида, любуясь мужем, не сводила с него глаз, тут как раз подскочил Посейдон, схватил женщину за руку и повлек в свой дворец.

Посейдон был богом, и даже коварство его было божественным.

Амфитрида пришла в себя на золотом ложе, когда Посейдон попытался ее поцеловать.

— Ого? — только и произнесла она.

На плоской крыше кофейни стояли сплетенные из соломы стулья. Мы назвали этот уголок палубой, для довершения сходства над кофейней был натянут тент на случай дождя.

В любое время дня здесь можно было увидеть писателя из Казани, он сидел, уткнувшись в шахматную доску, и, по-моему, ничего вокруг не замечал. С ним иногда играл Эдишер и потом ходил ужасно сердитый — проигрывал. На мой взгляд, так и должно было быть. Было бы несправедливо, если бы после такого беспримерного аскетизма писатель из Казани проиграл бы хоть одну партию. Этот человек сидел на «палубе» как живой пример верности долгу и напоминал какое-то древнее индийское божество или монаха, вышедшего из пагоды, готового в любую минуту облить себя бензином и сгореть. Поэтому я всегда почтительно здоровался с этим человеком. Среди нас один Эдишер осмеливался с ним заговорить. Если, конечно, считать разговором несколько фраз, необходимых во время игры в шахматы.

По одну сторону улицы стояли низенькие, побеленные известкой дома, из открытых окон всегда доносился запах жареной рыбы. По другую сторону улицы выстроились новые здания: кинотеатр, универмаг, горсовет, милиция, ресторан, летнее кафе, почта, дом отдыха шахтеров. Рядом с домом отдыха, в глубине двора, высилось трехэтажное здание рыбозавода. За ним начиналась кипарисовая аллея. За кипарисами на оголенной асфальтовой площадке устроили автомобильную стоянку. Багаж, прикрепленный к крышам машин, делал их похожими на жучков. На невысокой каменной ограде сидели пожилые муж с женой и ели арбуз. К берегу подошел катер, громкоговоритель призывал всех желающих совершить морскую прогулку.