Тамаз Чиладзе - Дворец Посейдона. Сборник

— Много набрал, — Силован кивнул на мешок. — А я, пожалуй, останусь, подышу. — Изящным жестом он протянул к морю пальцы с зажатой в них папиросой. — Какого оно сегодня цвета, заметил? И чего разволновалось? Не-ет, в моей гибели прошу никого не винить… Только море! Море меня погубило. Не смог оторвать от него глаз, не смог с ним расстаться. А ведь мог в люди выбиться, человеком стать! Но, как известно, под лежачий камень… — голос у Силована так изменился, как будто он стихи декламировал. — Разве перелететь одуванчику море? Страх! Страх губит человека, хотя он и сам не знает, чего боится.

«Подышу! Как же — чистый воздух ему понадобился! За щепками пришел, да гордый, не признается.

А мешок зачем? Чистый воздух в него собирать?!» — думал Иона, прощаясь. Он не сделал и двух шагов, как сосед окликнул его;

— Иона! Сын все не пишет?

Иона оглянулся и долго не отвечал, захлестнутый волной жгучей жалости: бедный Силован, такой одинокий и такой гордый, не может никому признаться, что ходит с мешком на берег за хворостом, как простой смертный.

— Нет. Не пишет, — хрипло ответил, наконец, Иона.

— Не бойся! — успокоил его Силовая. — Все будет хорошо.

Иона вернулся и сбросил мешок на землю. Силован стоял худой и сутулый. Давно не стриженные седые волосы падали на воротник старенького пальто. У Ионы горестно сжалось сердце. Только он хотел сказать соседу что-нибудь хорошее, как тот заговорил сам:

— Вот и еще одну зиму я с грехом пополам пережил. Дотянул до весны.

— Я вас подожду, — сказал Иона. — Нам ведь по дороге.

— Ступай, я хочу побыть у моря, спешить мне некуда, — он щелчком отбросил окурок и засмеялся невесело — Можно подумать, что меня кто-нибудь ждет!

— Я вам помогу…

— ?

— …наполнить этот мешок.

— Зачем? — Силован с таким удивлением поглядел на свой мешок, словно только сейчас его заметил.

— Хворост всегда пригодится…

— Ступай, мой Иона, не жди меня.

Вдвоем они быстро наполнили мешок, и, когда Иона хотел взвалить на спину мешок соседа, тот запротестовал:

— Я еще не умер, друг мой, — он картинно развел руками, — и не так уж дряхл.

— Я вам помогу.

— Ни в коем случае. Я только с тобой за компанию, мне вовсе не нужны щепки, и вообще…

— Вот и хорошо, — спокойно прервал соседа Иона, — и погуляли, и топливом запаслись.

Парк был весь изрыт. Высохшие эвкалипты, казалось, свисали с неба на невидимых ниточках. Пустая танцплощадка была засыпана жесткими листьями магнолий, и на ней странно было видеть два распластанных аэростата. Возле деревянного летнего ресторанчика стояли палатки, на поваленном заборе белело задубевшее на ветру солдатское белье. У походной кухни солдат в белом фартуке колол дрова.

Навстречу Ионе и Силовану шла женщина в черном пальто с оттопыренными карманами, с папиросой в руке.

Старики невольно остановились и поглядели ей вслед. Она резко обернулась:

— Чего таращитесь! — закричала она. — Я вас спрашиваю — чего уставились? Людей не видели?

Силован с Ионой растерянно переглянулись, «Пьяная», — подумал Иона.

— Мне плевать! — кричала женщина. — И на вас плевать, и вообще на всех плевать!

— Бедняжка, — проговорил Силован, когда они вышли из развороченного парка.

— Отчего никогда ко мне не зайдете? Посидели бы, поговорили, — сказал Иона. — Я и то удивляюсь, как вы один живете.

— Друг мой, Иона, — торжественно поднял указательный палец Силован. — Каждый должен нести свой крест до конца. Мой крест — одиночество.

— Но за что? Разве вы причинили кому-нибудь зло? — робко возразил Иона.

— Никогда! — гордо ответил Силован и, помолчав, добавил — Но и добра я тоже никому не сделал.

Иона свалил мешок наземь и опять достал папиросы.

— Спасибо. Не хочется, — отказался Силован.

Иона про себя возмутился: «Не хочется! Небось дыханье сперло, так хочется». По вслух он вежливо повторил:

— Угощайся, сосед, не обижай.

— Разве только, чтоб не обидеть, возьму одну штуку…

Иона жил на улице Джапаридзе в маленьком домике, крытом черепицей. Перед домом росло дерево хурмы с обвисшими ветвями. Ветки лежали на крыше, словно руки усталого человека. Правда, после дождя дерево оживало и влажные листья свежо блестели.

У Ионы был постоялец, морской офицер, Дмитрий. Целыми неделями его не бывало дома. Возвратившись, он не раздеваясь валился на кровать и засыпал мертвым сном.