Вениамин Тихомиров - Небо закрыто льдами [Документальная повесть]

Один только Жильцов не мог позволить себе никакой разрядки. Атомоход тихо дрейфовал, и клыкастые края полыньи беззвучно скользили рядом с бортами корабля, и надо было точно рассчитывать каждый сантиметр хода, чтобы именно сейчас, именно в эту минуту не случилось никакой беды.

Атомоход медленно втягивался в узкую часть полыньи. Жильцов ни на мгновение не отрывал взгляда ото льда, изредка бросая короткие, как выстрелы, команды. Это была огромная по напряжению и ювелирная по точности работа. У рулевых в центральном посту и у вахтенных машинистов потели сейчас от напряжения ладони. Секундное опоздание с выполнением нужной команды грозило бедой.

— Можно швартоваться, Лев Михайлович. Лед хорош. «Берег» чистый…

Петелин говорит совсем тихо, но полушепот его явственно слышен всем.

Можно швартоваться — значит, через минуту мы будем на льду. На льду Северного полюса!

Попробуйте представить себе, какие переживания принесла с собой эта мысль. Я не берусь описать их. Я знаю, что слов у меня не хватит.

— Сыграть большой сбор всех свободных от вахты!

Жильцов едва сдерживает волнение.

— Приготовиться к выносу на лед Государственного флага!

Посреди ровной площадки небольшим возвышением снежный холм — место, где будет установлен флагшток.

На торжественные построения положено являться в парадной форме. Сегодня мы этой возможности лишены. Работа не окончена, и некогда снимать робу матросам и офицерам, потому что стоянка будет недолгой.

Замерли ребята в строю. Тихо-тихо. Не скрипнет снег. Только гулко стучит в висках кровь, и от великого волнения трудно дышать, да еще — слепнем от солнца…

— Поднять над Северным полюсом Государственный флаг Союза ССР!

Гремит «ура». Эхо долго не может успокоиться над льдами.

Алым огнем плещется над полюсом флаг, и словно теплеет воздух от этого маленького костра, который вдруг напомнил нам о далекой земле.

— Что я могу сказать вам, товарищи?

Петелин смотрит на нас, и во взгляде его теплота, непривычная для этого молчаливого и скупого на ласку человека.

— Мне трудно найти слова. Да и не передадут они того, что испытываю я сейчас здесь, рядом с вами, на самой «крыше» Земли. Мы взяли ее штурмом. Все было хорошо. И за это большое спасибо всем вам! Вы сделали все, что полагалось и как требовала этого работа. Спасибо!..

Полчаса на отдых.

Полчаса свободного времени.

Рассыпался строй. Зашумели, дав волю радости, смеются кругом, лепят снежки, пробуют каблуками лед, возятся, как мальчишки. И даже Петелин, поддавшись общему возбуждению, сбросив рукавицы, задумчиво мнет в пальцах снежок и улыбается чему-то своему.

Мне хотелось побыть одному. Я отошел в сторонку и долго не мог закурить на ветру — слишком туго набитые папиросы лопались, шурша, в моих пальцах.

Отец когда-то хотел, чтобы я за него сделал все то, чего не успел он сам, чтобы я за него побывал в тех местах, куда война не дала добраться ему.

Я выполнил его волю. Дальше добираться некуда. Отсюда все пути ведут обратно — только на юг.

Как хочется сказать ему это сейчас!

Но случившееся не поправишь. Погибшие не возвращаются.

Ребята дурачились и играли в снежки; собравшись в тесный кружок, отводили душу — плясали «Яблочко».

Совсем рядом с нами, у края полыньи усталым китом покачивался на воде наш атомоход. И я подумал, что если бы мне предложили сейчас перейти на другие корабли — я ни за что бы на это не согласился.

Хорошо ходить на эсминцах — там просторнее кубрики, там палубы всегда открыты солнцу и ветру, там есть где и чем отвести душу, если вдруг станет не по себе: эсминцы — это целые плавучие города.

Я люблю смотреть, когда уходят в море торпедные катера. Там дух захватывает стремительная неукротимая скорость, и, наверное, самые отчаянные из отчаянных ребят собираются в экипажах этих маленьких суденышек, обгоняющих ветер.

Но мне больше по душе теснота наших отсеков и суровый аскетизм нашей подводной работы.

Наше подводное дело — дело настоящих мужчин.

Я смотрю на могучие, стремительные обводы корпуса атомохода и ловлю себя на том, что думаю о лодке, как о живом человеке, с которым выпало мне делить трудности и удачи, который ни разу не отступился от цели, ни разу меня не подвел.

Как летчики привязываются сердцем к своим самолетам, так и я, чувствую, накрепко прикипел сердцем к своему кораблю.