Владимир Мирнев - На маленькой планете

Костя, окончательно успокоившись, вспомнил дядю, его крик и почувствовал стыд. Он задами прошел к дядиному дому, ожидая увидеть лошадь и дядю.

В доме было темно. Он прислушался. Ему думалось, он услышит фырканье лошади или дядин голос, но кругом было разлито то молчание, когда опасаешься не услышать своего голоса. Вернувшись назад, Костя зашел в сарай, стыдясь входить в дом. У него в голове вертелось одно: стыд, какой позор! Втайне же Костя надеялся, что скоро раздастся дядин голос и все обойдется.

Но чем дальше, тем все больше им овладевало сомнение. В сарае было тепло, рядом жевали коровы, вскрикивали спросонок куры. Костю пробирал озноб. Его тянуло в какое-то безысходное черное раздумье о том, что дядя Харлампий остался один на один с волками, а он, Костя, который никому в силе не уступал в школе, бежал, бросив одного дядю. Он пытался найти этому оправдание.

Но чем глубже копался в своих мыслях, тем все меньше оправдывал себя. Корова повернула к нему лобастую голову и лизнула его прямо в лицо своим длинным теплым языком. Костя вскочил.

«Съели! — мелькнуло у него в голове. — Дядьку съели!»

Он нащупал в кармане зажигалку, вспомнил Марью Кузьминичну, могучую дядину фигуру, и ему стало жалко себя. Он вбежал в дом и закричал:

— Волки! Дядя Харлампий там, где волки! Беда!

Евдокия присела с испугу, точно вместе с племянником вбежали в избу волки, затем кинулась опрометью на улицу, повторяя упавшим голосом:

— Волки! Беда! Беда!

Через десять минут сыновья Никанора Мирзы, Николай и Алексей, на лошадях вскачь неслись в сторону котлована по лунной белой степи. Сзади бежал с ружьем ошалевший от стыда Костя.

Волки, увидев улепетывающего на лошади Костю, остановились. Лошадь под Харлампием прыгнула в сторону и увязла в снегу. Волки робко направились к Харлампию, забирая ближе к лесу, держась в тени. Харлампий крикнул несколько раз Косте, но тот быстро ускакал. Ему оставалось надеяться на себя. Он вывел взбесившуюся лошадь на дорогу.

Волки обходили Харлампия цепочкой, не глядя в его сторону, будто он их не интересовал. Харлампий пустил лошадь иноходью. Волки осмелели. Харлампий догадался, что совершил ошибку. Передний крупный волк, видать вожак, стал делать громадные прыжки по насту, забирая ближе к лошади. Вот он уже рядом. Харлампий сбросил тулуп, вытащил из-за пазухи сковородку. Волки на тулуп не глянули.

Ошалевшая лошадь неслась из последних сил. Волк, опередивший чуть лошадь, вдруг метнулся к Харлампию. Лошадь прыгнула в сторону, заваливаясь на бок, и Харлампий почувствовал, что валится прямо на обходившего с другой стороны волка. Лошадь заржала и, заметив третьего волка впереди себя, на всем скаку встала на дыбы и завалилась на бок. Харлампий увидел под собою волка. Волк взвизгнул, точно собака, тихонько свистнул от боли, когда Харлампий всей своей стокилограммовой тяжестью придавил его. Лошадь рухнула на снег и забарахталась под насевшими волками.

Харлампий задавил волка, на которого упал, и пополз по снегу к дереву. Изредка волки, давясь мясом, смотрели в его сторону и также молча продолжали рвать лошадь. Забравшись на дерево, Харлампий крикнул. Волки подняли головы, но голод брал свое. Харлампий глядел на волков и жалел старую лошадь.

Просидел на дереве полчаса. Занемели руки, ноги замерзли. Он решил сесть на другой сук, но береза вдруг вздрогнула, треснула и, качнувшись, упала. Волки отскочили от лошади, а перепуганный Харлампий быстренько забрался на другую березу. Так прошел еще час. Замерзли руки, ноги. Он оглядывался на село.

Харлампий услышал крик, потом увидел мчащихся верховых. Волки прислушались, несколько раз хапнули мяса и убежали. Харлампия укутали, взвалили на лошадь удушенного им волка и быстро поехали в село.

По дороге встретили Костю. Он, увидев Харлампия целого и невредимого, прицелился в луну и выстрелил в нее из ружья. По рыжему цветку выросло на обоих стволах.

Харлампия привезли к его сестре, Костиной матери. Его знобило; он никак не мог выпить стакан водки, так его трясло. Затем ему растирали грудь и спину. Он отошел, но говорил, что холод еще не вышел изнутри. Костя суетился больше всех. Он натирал водкой спину и грудь, бегал к соседям за гусиным салом. Долго не отходили у Харлампия ноги, но скоро и они пошли краснотой, одни пальцы не слушались, ныли, а через час к ним и дотронуться нельзя было, почернели.

Дядя постанывал и почему-то избегал смотреть на Костю. Костя томился в предчувствии, что дядя начнет его ругать.