Владимир Воробьёв - Я не придумал ничего [Рассказы для детей и взрослых]

Выступило несколько человек.

— Жестянщики? Плотники?!

Еще вышли.

— Кто поваром может? Кто умеет с лошадьми?

Еще несколько солдат выступили вперед.

— Парикмахеры? Портные? Слесарей надо позарез! — Капитан провел ребром ладони по горлу.

Так он чуть не все на свете специальности перебрал, и всякий раз кто-нибудь да отзывался. На войне-то, оказывается, не только стреляют, а и работают. Да и не больше ли работают, чем стреляют?

Напарник мой, конечно, к лошадям подался. Ездовым.

И вот смотрю: один я остался позади стоять. Подошел ко мне капитан, руки за спину, усмехнулся и спрашивает:

— А ты, сирота, кто?

— Студент, — отвечаю.

— К пушкам!

Возле орудия, когда я подошел, лежали на травке трое солдат. Я лихо козырнул и, бросив вещмешок, весело спросил:

— Трое, а где остальные?

Я видел на марше: около пушек всегда по шесть-семь человек.

Солдаты хмуро на меня посмотрели, а сержант тихо сказал:

— Не знаешь, куда солдаты на войне деваются?

Я понял. «Дурак веселый», — с досадой подумал о себе и, помолчав, спросил:

— Что мне делать?

Сержант встал, молча взял лопату и воткнул ее шагах в десяти от пушки.

— Копай! — кратко бросил он и отошел.

А что копать и зачем — не сказал. Я внимательно огляделся. В сторонке от орудия лежало несколько раскрытых новеньких ящиков. В них тускло и масляно поблескивали медью снарядные гильзы. Невдалеке виднелись ровики — длиной в рост человека, глубиной едва по колено. Я бодро принялся за дело и вскоре догадался, почему ровики мелкие. Копни чуть глубже — сразу выступает вода.

— Готово! — доложил я сержанту. — А теперь давай учи стрелять.

И кивнул на орудие. А тот почему-то лукаво глянул на меня, и вижу… снова берет лопату. Отер рукавом, подышал на нее, снова отер. Лопата сверкала. Он попробовал большим пальцем, насколько она остра, из кармана вынул напильничек.

— Точи, чтоб как бритва! — приказал.

Я наточил. Бритва не бритва, а ничего, острая. Отложил я лопату и снова:

— Что делать?

Сержант показал на большой жестяной чайник и сказал:

— Побрызгай возле орудия.

«Вот, — думаю, — сейчас подмету и буду учиться палить из пушки».

Я быстро зачерпнул воды из какой-то ямки, усердно полил плотно утоптанный пятачок возле орудия, ищу глазами веник или метлу какую-нибудь, а сержант мне говорит устало:

— Да не мести. Это на случай большой стрельбы. А то пыль от земли поднимается, глаза ест…

— Эй, вали сюда! — позвали солдаты.

Я видел: они давно посмеиваются. Подошел. Мне протянули кисет, мы закурили…

Ах, сколько раз потом я остро сожалел, что ровик мелок, и, страшась смерти, вжимался в трясущуюся влажную землю! Как тщательно затачивал лопату, особенно после той ночи, когда пришлось на седьмом дыхании закапывать загоревшиеся снаряды.

И вот, как-то в недобрый день, когда отговорили наши пушки и перестали рваться вражеские снаряды, подошел ко мне незнакомый пожилой солдат и сказал:

— Ступай. Твоего напарника убило.

Рассказал что, когда фашисты стали бить из орудий, начальник мой под огнем завел лошадей в укрытие — щели, вырытые в речной дамбе. Да стало жаль ему бричку: в щепы ведь разнесет. Выскочил он под разрывы, хотел бричку в укрытие вкатить. Тут его и убило осколком.

«Какая нелепая смерть! Да на что она сдалась ему, эта бричка! Пропади она пропадом!» — бранился я в бессильной ярости.

Правда, без этой брички иной раз не на чем будет раненого поскорее в санбат отвезти, обескровеет, погибнет… Или не подвезут на ней к спеху снарядов хоть с десяток, когда в непролазной грязи на дорогах застрянут машины и, не прикрытый огнем, упадет в атаке пехотинец…

Скатилось на запад уставшее, измученное солнце. Мы на шинели опустили в могилу бесстрашного солдата.

По негромкой команде взвод кинул винтовки к плечу, дал залп в ту сторону, где алел закат.

Потом все ушли…

Я вытер лицо.

Солнце багрово мерцало на самом краю степи. Близко, за черными кустами, шелестела река.

Прошло немало лет. Многое повидал я и о многом крепко подумал. Вот точно знаю теперь, почему не победили нас фашисты. А потому и не победили, что дорогу им заступили трудовые бесстрашные люди, такие, как мой напарник.

ыла большая стрельба. Возле орудия белело много еще не убранных пустых ящиков из-под снарядов. Поблескивали горой наваленные, стреляные снарядные гильзы. В ушах звенело, угарно болела голова.