На другой день собрались в обеденное время, около полудня. Все пришли — да много ли всех-то? Три мужика и семеро женщин, никто молодостью похвастаться не мог, исключая одного Митю-тракториста, которому на два года за тридцать перескочило. Придется сказать к месту, что годы — это еще не все для человека, чье призвание — крестьянство. Немало старых людей жило в деревне, а вот справлялись и дело делали, на возраст не кивали. И уж если просили помощи из Кудрина, то на уборку, потому как много картошки сажали и родила она здесь совсем неплохо.
Ну, так вот, сели, конечно, за стол, места хватило, свободно в горнице. И только рюмки наполнили, только здравицу сказали, выпили и за вилки взялись, как за окнами загремело, кони зафыркали: новые гости прикатили на трех подводах. Правленцы с самим Сергеем Ивановичем, принаряженным по поводу… Такая неожиданность! Замешательство, конечно; Савин не знал, что и подумать, но гости есть гости, значит, милости просим!
Еще один стол из кухни перетащили. Лужковцы, непривычные к таким собраниям, стали было собираться потихонечку, но тут уж Петровна да и сам Михаил Иларионович ни в какую, чуть не силком усадили, порядок навели.
И пошло застолье.
Окошки открыли. Тихая лужковская улица наполнилась голосами, дворняги прибежали на шум, залаяли, им словно бы передалась общая приподнятость. Через короткое время песни запели, гармонь привезли, и как гармонист, приняв немного, наладился, так и заиграло все, запело. В кои-то дни даже за рекой стало слышно, как тянут нестройное «Хазбулат удалой…».
Правда, сперва ощущалось некоторое неудобство, размолвка давала о себе знать, председатель и агроном нет-нет да и поглядывали друг на друга, ждали, кто начнет, ведь не могло же застолье обойтись без примирения, тут обида либо испарится, либо обернется полным разрывом. Слава богу, произошло согласие.
— А вот ордена я тебе, Ларионыч, так и не схлопотал, — Дьяконов развел руками. — Промолчали на все мои доводы. Понятное дело, многим ты настроение попортил. Они — брито, ты — стрижено. Запоминается. И соответственная реакция. Но ты должен знать, что в колхозе и у всех нас уважение к тебе самое высокое. Труды ценим, мысли разделяем. Так что ты не держи на товарища Дьяконова зла. Всякое случается… За тебя, друг верный, за твое здоровье!
Агроном потянулся к Дьяконову, чокнулся, пригубил и тут же сказал, чтобы все слышали:
— Забудем это поганое дело. Одно только скажу: собственное мнение у Савина и после шестидесяти останется! Без своей головы человеку жить невозможно. Не куклы. И не манекены.
— Ну, я вижу, с агрономом не соскучишься! — Председатель поставил чарку. — Всякий раз, как мы с тобой в район или в область приезжаем, я только и думаю, как бы разрядить безвредно твои афронты. Буфером при тебе состою, чтоб до горячего не дошло. Ты же меры не знаешь, о себе не думаешь. Как заведешься… Помнишь, о комплексах в райкоме? Вижу, Глебов волком на тебя смотрит, а ты все свое: не надо! Его тоже понять можно, не сам придумал эти бетонки. Ну и ладно, пусть считает, что убедил. А как оно на деле получится, это уж потом разберемся. Молчи, кивай согласно.
— А ты не торопись хвататься за советы. Своя голова есть?
— Есть. Вот она! — И Дьяконов, уже захмелевший, постучал по лбу пальцами. — Эта голова обязана соображать, ей судьбы людские вручены. Колхоз. И ты в этом колхозе, Ларионыч. Зачем на рожон лезть?
— Вот именно: зачем? — запальчиво подхватил Савин. — Деревни не защитил…
— И правильно сделал, если о Поповке. Она жить приказала еще раньше дурьей директивы.
— А Лужки?
— Я о них — ни слова плохого! Как перед крестом…
— Зато в районе не забыли списать живое.
— Забудут! Уже забыли. У них таких деревень… Не упомнят, о которых речь. Без спора все у нас останется как надо. И в Поповку вернемся еще до того, как району выдадут за сокращение пахотной земли. Предвижу. Пойми, в нашем деле без дипломатии тоже нельзя. А ты враз на дыбки, грудью на скандал. Этак тебя ненадолго хватит, дорогой товарищ.
— Ладно. Время покажет, как надо — грудью или тихой сапой. Дорогу строить в Лужки запросим, а в районе скажут: не будет дороги, деревня неперспективная. Что тогда?
— Скажут? Ну и ладно. А мы сделаем по-своему. Помнишь, с мелиораторами? Ты всех в районе разозлил, когда не стал подписывать акта, не понравилось тебе, что канавы устроили без заградительных щитов для полива. А я подписал. Район отчитался и успокоился. Подписал, а деньги ихней конторе не платил, пока не устроили щиты. Без шума и гама. И все довольны. Затворы, конечно, пустяк, но дипломатия; а шуму ты наделал!..
Читать дальше