Чигринов вновь припал к локатору. Радиус-лучик обежал окружность экрана и снова высветлил зеленое зернышко «Кайры».
«Несладко им там, несладко! Лишь бы духом не пали. Ну, Анна — морячка, а вот Славка... Скорей бы добраться до них! Но что я могу? «Посейдон» беспомощен. Черт побери, как сковал его трал! Стреножил, как коня на лугу...»
— Нас не держит, — тихо доложил старпом. — Якоря скользят.
Чигринов предполагал это. Здесь каменистый грунт.
— Вижу, — спокойно ответил он. — Плавсредства для спасения экипажа подготовлены?
— Да, — кивнул Вольнов.
— Что будем делать? — спросил старпом, возвращая Чигринова к мысли о скользящих по грунту якорях.
— Ждать! — ответил Чигринов, нетерпеливо прикуривая сигарету.
Старпом знал: спокойствие капитану дается нелегко. Но рядом с ним было надежно. Ясность его решений, молниеносная реакция в сложной обстановке, простота и четкость приказов нравились старпому. Чигринов был из тех капитанов, которые могут «пройти под своим собственным буксиром». Так говорят, когда спасатель тащит на буксире спасенное судно и, сделав разворот на сто восемьдесят градусов, успеет поднырнуть под свой собственный трос. Высшая похвала для моряка. Чигринов был достоин ее.
Докурив сигарету, Чигринов спустился к себе в каюту, где в тяжелой задумчивости перед бутылкой коньяка сидел Щербань.
Когда вошел Чигринов, гость угрюмо усмехнулся:
— Посамовольничал я, ты уж прости. Нашел у тебя в холодильнике.
— Если поможет... — кивнул Чигринов, понимая его состояние.
Чигринов, как и все капитаны, имел у себя коньяк, так называемый «представительский» запас спиртного для лоцманов, для гостей в иностранном порту, для начальства. Сам в рейсе он никогда не пил.
— Невыносимо болит голова, — сказал Щербань и, помолчав, признался: — И душа тоже.
Чигринов включил электрическую бритву и стал тщательно полировать щеки. Щербань наблюдал за ним.
— Чего это ты? — спросил он.
Чигринов понял, что он имел в виду.
— Успокойся, тонуть не собираюсь. Бреюсь потому, что капитан должен быть примером для команды. Да и щетина за ночь выросла.
Щербань откинулся на спннку дивана.
— Напугал до смерти, — признался он.
Чигринов понимал, что Щербань, пережив смерть, на которую сам себя обрекал, теперь будет вздрагивать от каждого стука в дверь.
— Слушай, что заставило тебя идти этим курсом? Ты же отлично знал, что здесь Большая банка и течение.
— Знал.
— Так в чем же дело?
— Дело в том, что фортуна повернулась ко мне задом, — усмехнулся Щербань. — Я должен был в десять утра прибыть в порт.
— Ах вот оно что!
— Да, я дал слово, что буду в десять! Еще не было случая, чтобы капитан Щербань не сдержал своего слова!
Чигринов взглянул на судовые часы на переборке. Было без пяти минут четыре.
— Оркестр, речи!.. — Чигринов знал, что Щербань любит шумиху вокруг себя.
— Да, оркестр, речи! Я не имел права опаздывать! Не имел права подвести людей, которые мне верят, которые сделали меня первым капитаном флота!
— Не устраивай истерики, первый капитан флота! — оборвал его Чигринов и поморщился. Щербань, конечно, моряк неплохой, хотя он, Чигрипов, и не разделял всеобщего восхищения.
— Я должен был прийти, — повторил Щербань. — Чтобы база перевыполнила план, чтобы все — слышишь! — все получили премии! Чтобы база опять попала на областную доску Почета, чтобы наше управление рыбной промышленности выполнило план и в третий раз удержало переходящее знамя! Вот зачем шел я этим курсом!
Все это Щербань выпалил едипым духом и тяжело, будто под невидимым грузом, опустив плечи, смолк. Оп вспыхнул, сгорел и сник.
«Готовится, — подумал Чигринов, укладывая бритву в футляр. — Готовится к защите на берегу, а придется ему там нелегко».
Все, что сказал Щербань, Чигринову было хорошо известно. Ради того, чтобы доложить в срок (а лучше всего и раньше срока) победную реляцию о выполнении плана — месячного, квартального, годового, — капитанов заваливают приказами, распоряжениями, указаниями. Кровь из носу, но план чтоб был! Чигринов сам прошел сквозь это, когда командовал траулером.
— План, премия, знамя, — раздумчиво сказал Чигринов, натягивая теплый свитер. — «Победителей не судят». Но тебя будут судить.
— За что? — спросил Щербань. — За то, что я хотел сделать лучше?
— За нарушение правил судовождения и безопасности мореплавания, — пояснил Чигринов.
— Да, теперь меня защищать никто не будет, — согласился Щербань и налил рюмку.
Читать дальше