Виктор Попов - Живая защита

— Одеялом! Подушками…

Павел еле разгадал бессвязные слова. Приоткрыв одну створку, он втиснул между рамами подушку, начал прилаживать одеяло, завешивая окно.

— Доктора…

Елена со слезами на глазах выскочила в коридор. Вернулась вместе с дежурным врачом Степановым. Толстый нос врача свисал над верхней губой, отчего казалось, что Степанов все время глубокомысленно думал. Подошел к больному, нащупал пульс и уставился прямо в зрачки Якова Сергеевича.

— М-да… Ничего особенного. Как всегда…

— Я знаю… — выговорил в ответ Яков Сергеевич. — Не в первый раз… Доктор, засунь меня куда-нибудь подальше, в изолятор какой-нибудь… Не могу больше! Как услышу — пропадаю… Неужель трудно во всей больнице отыскать глухой угол…

Степанов многозначительно высчитывал удары сердца.

— М-мда-а… Ничего нового… Не в этом дело, не в глухой комнате…

— Не в этом… А мне бы легче…

Якову Сергеевичу казалось, что его несчастье улетучится, если поместят в комнату, куда не проникают паровозные гудки. Нужна такая тишина, чтоб Степанов услышал пульс на расстоянии.

— Неужель трудно! Уголочек…

— Ничуть не трудно. Бессмысленно. В Кузнищах паровозов больше, чем людей… Некуда прятаться. Да и не поможет…

Степанов откинул с Якова Сергеевича простыню, по-профессиональному грубовато засунул руки за спину больного, нащупал лопатки.

— Больно-о…

— Знаю. Бинт не собрался в комок? Не мешает?

— Откуда я знаю… Больно, и все.

Грудь Якова Сергеевича была туго забинтована. Его тяготили марлевые тиски.

— Ослабить бы… — попросил он доктора. — Лежать-то все равно…

— Нельзя. Так ребра быстрее срастутся. Понял? При вдохе и выдохе ребра не должны расходиться.

— Кому верить… Дочь говорит, можно. Пусть, говорит, расходятся. Поломанные концы тереться друг о дружку будут, мозоли появятся, хрящ по-нашему. Срастутся скорее.

— Дочь твоя скольких вылечила? А я? Так что помалкивай… А то велю, как и ногу, в гипс замуровать…

— Не пойму, грозишь, что ль?

— Поймешь. Сейчас укол садану, чтобы не больно было, а потом лежи да понимай.

Укол так укол. Яков Сергеевич ко всему привык. Провожая глазами доктора, говорил:

— Повадились колоть-то… Все равно что вилами в сноп. А называется — лечут…

Следом за Степановым вышла Лена. Она остановила доктора в коридоре, умоляюще глянула ему в глаза.

— Михаил Лазаревич, неужели нельзя с глухой комнатой?

Степанов хмыкнул.

— От комнаты, что ль, болезнь?

— Я понимаю… Но страдает…

— Уж если искать, то в глушь надо, в глушь. Чтоб никаких гудков.

— Как вы находите по сравнению со вчерашним днем?

— Деточка! — Степанов мягко посмотрел на Лену. — Ты все знаешь. Выздоровеет. И сердце в норму войдет. Да не в сердце дело, а в нервишках, в психике. На паровозах отъездился. В этом я уверен. Никакими калачами не заманишь. А в остальном — поправится. Но как он без дела своего жить будет, вот вопрос.

Зашагал размашисто, засунув левую руку в карман халата, а правой принимая отлетающую при ходьбе легкую полу.

У двери в палату ее ожидал Павел. Настойчиво зашептал:

— Вот видишь… Давай отправим в петровскую больницу! Село, свежий воздух, тишина. Мои старики парное молоко будут носить. Лечить и в той больнице умеют.

— Паша, ты рассуждаешь как ребенок. Кто его знает там? Кому он нужен? А в Кузнищах он свой человек. Везде свой.

— Ну, смотри. Человек мучается… Старики мои тоже не чужие…

— Нет, Паша. Тут он всегда на глазах…

Укол помог, боль в груди затихла. Только зудела нога, закованная в гипс. Яков Сергеевич открыл глаза. В щели между отставшим от рамы одеялом и боковой стойкой в палату протянулись тонко нарезанные полоски света.

— Отцепи. Пусть воздух…

Беляев мигом вскочил на подоконник. Ворвалась горячая волна, опалила худое лицо больного. Вместе с воздухом влетел настырный шмель и заметался по углам тесной палаты.

— Яков Сергеевич, вас в книгу Почета депо занесли, — торжественно сказал Беляев. Молодой, полный, с круглым загорелым лицом, в белой нейлоновой рубашке, он выглядел неуместной роскошью рядом с больничной, по-казенному неуютной постелью. Он ожидал, что Вендейко сейчас поблагодарит за внимание и заботу.

— А почему ты говоришь об этом? Тебе поручили? Кроме человека не нашли?

— Н-ну, как сказать… Наши товарищи забыли сказать…

— Из-за этого и остался?

— Нет, Яков Сергеевич, у меня важное дело. Личное. Нет, не совсем личное. Я решил вступить в партию. У вас рекомендацию прошу. Уж вы-то меня знаете. Не раз вместе были первыми в депо.