Вениамин Рудов - Временно исполняющий

— Принести таблетку?

Подобие улыбки появилось на ее лице.

— Ты элементарных вещей не знаешь. Нельзя мне сейчас. — Вера села на кровати, поправила волосы.

«Плакала, пока я спал, — виновато подумал Суров, разглядев Верино лицо. — А я дрых».

— Посмотри лучше в окно, — прошептала Вера.

На перилах балкона топтались сизарь и розоватая голубка с белыми крыльями. Голубка то переступала с лапки на лапку, то поджимала под себя одну и другую поочередно. Сизарь слетел на внешнюю часть подоконника, постучал клювом в стекло, будто просился внутрь, в тепло, и смешно подергивал сизой, с белой проплешиной шеей, приподнимая и опуская головку. Казалось, от тщетных усилий заглянуть в человеческое жилье черный зрачок в оранжевом птичьем глазу налился краснотой.

Вера неотрывно смотрела в окно, вздыхая и устремив неподвижный взгляд в одну точку.

— Холодно, — сказала она, ежась, и Суров не понял, ей ли зябко или она имеет в виду птиц на балконе.

Этажом выше грохнули об пол чем-то тяжелым. Перепуганные птицы сразу же улетели. Вера съежилась, нырнула с головой под одеяло.

Суров опустил ноги на прикроватный коврик, сделал пару движений; прежде чем начать настоящую зарядку, стал стягивать одеяло с Веры.

— Подъем! — скомандовал, помня, что в Карманово таким вот образом частенько поднимал жену, и ей нравилась эта форма напоминания о том, что и ее ждет работа. — Вставай, — потормошил со за плечо.

— Сейчас.

От взгляда Сурова не ускользнуло поспешное Верино прикосновение лицом к подушке, наверное, для того, чтобы промокнуть слезы. Было в этом движении что-то от неправильности их отношений, когда Вере приходилось скрывать естественное. От этого стало нехорошо на сердце.

— Ты плачешь?

— Так. От внезапно нахлынувших чувств. — Она принялась убирать постель.

Он никак не мог понять, что происходит с женой, и зарядка уже не взбадривала, а была в тягость, хотя по инерции продолжал заученные движения. В один из моментов ему бросились в глаза незнакомые очертания в фигуре жены, стоявшей в эту минуту к нему в профиль. Вера еще не сняла ночную рубашку. Под тонкой тканью просматривались грудь, живот, длинные ноги. Суров не мог сказать, что в ней изменилось. Незнакомое обнаружилось и в осторожной ее походке, когда она, переодевшись, вышла на кухню готовить завтрак.

Он так и не разобрался в замеченном — оно напомнило о себе позднее, намного позднее, чем следовало. Подумал: сегодня они впервые вместе позавтракают в новой квартире. Жаль, что у них не сложилось никаких семейных традиций в силу разных причин, но в основном из-за того, что он мало бывал дома.

Вера последние недели находилась в тумане каких-то непонятных печалей, наверное, оттого, что была предоставлена сама себе, вольна была работать или предаваться безделью. Ее настрой он объяснял именно бездельем, а безделье можно было оправдать неустроенностью личной жизни. В результате получался замкнутый круг. Нужно было попытаться вывести ее из этого состояния.

Сурова потянуло заглянуть в мастерскую. Он еще не успел посмотреть, хорошо ли под нее оборудовали веранду, можно ли там работать. На Черной Ганьче у Веры стараниями Кондрата Степановича была отличная мастерская, и жена тогда много работала.

Мастерская понравилась простором, обилием света. Тремя сторонами она выходила в узенький дворик, вдаваясь в него трехгранным мысом и образуя просторную нишу, где мог уместиться письменный стол или огромный подрамник с холстом.

Наверху грохнуло с новой силой, будто с большой высоты на пол упал медный таз. Послышался придушенный кашель, а через минуту — пронзительный женский крик:

— Гришунчик, детей разбудишь!

«Хорошенькое соседство», — усмехнувшись, подумал Суров и вернулся в комнату.

Веранда ему понравилась, и за завтраком, похвалив чьи-то умелые руки, сообщил Вере, что получилась хорошая мастерская, надо только навести в ней порядок и начать работать.

— Помаленьку входи в рабочую колею, а вернусь со службы, помогу вымыть стекла.

— Спасибо, Юра, ты очень внимателен, но я постараюсь одна справиться. Да и соседка обещала помочь.

— Эта? — Суров показал пальцем в потолок.

— Милая женщина. Ты разве против того, чтобы она ко мне приходила? — Проговорив это скучным голосом, Вера потерла виски, — видно, не прошла головная боль, но она стоически переносила ее и ухаживала за ним. — Сыр будешь?

— Вера, сядь, давай вместе позавтракаем. Ведь это первый наш завтрак в новой квартире.