Вениамин Рудов - Временно исполняющий

— Уезжаете?

— Собираюсь. А что?

Минуту спустя Суров читал:

«ОГРАДИТЕ НАШЕГО СЫНА СВИРИДОВА ОЛЕГА ОТ ШАНТАЖА ЗПТ ВЫЕЗЖАЕМ ЛИЧНО ЗПТ ДО НАШЕГО ПРИБЫТИЯ ПРОСИМ РЕШЕНИЯ НЕ ПРИНИМАТЬ СВИРИДОВЫ».

Пока Суров читал, Тимофеев подумал: «Сейчас вернет с подобающей резолюцией».

Раздевшись и пройдя в глубь кабинета, к столу, Суров еще раз прочитал бланк.

— Весьма странная депеша, — заметил он. — Свиридов служит у нас?

— Недавно отправлен на третью после окончания учебного пункта. Вчера к нему прикатила жена со своими родителями. Не совсем, правда, жена, они не зарегистрированы, но она ждет ребенка, а Свиридов отцовства не отрицает.

— Тогда при чем здесь шантаж?

— Затрудняюсь ответить. Вероятно, так членкор Свиридов называет щекотливую ситуацию, в которой оказался его отпрыск. Впрочем, обожду с выводами. А вы поезжайте куда собрались, мы разберемся.

— Повременю. — Суров скупо улыбнулся.

Сергей Сергеевич Свиридов оказался человеком на редкость стеснительным, не в пример прибывшей с ним супруге, красивой моложавой блондинке. Чувствовал он себя явно не в своей тарелке. Говорил растерянно о том, что вот, дескать, приходится бить челом, отрывать от дела и себя и людей, у которых сотни, а то и тысячи Свиридовых, Ивановых, Петровых. Сел, уступив инициативу супруге. По всем признакам женщина решительная, она не замедлила доказать это делом.

— Не знаю, к чему ты это о «всяких Свиридовых». Совершенно не понимаю, зачем. Мы далеко не всякие. Ты — член-корреспондент Академии наук, мое общественное положение тоже не самое низкое. Кандидат экономических наук.

— Ради бога, Люба!

— Ну хорошо, хорошо. Я просто хочу, чтобы товарищи командиры знали, кто мы и что из себя представляем. Знакомлюсь, так сказать. Кстати говоря, меня зовут Любовь Аркадьевна, — добавила, нисколько не смутившись под гневным взглядом супруга. — Как кандидат экономических наук, наук, замечу, точных, буду немногословна. Вы, разумеется, получили нашу телеграмму? — Она адресовала вопрос Тимофееву, и тот сразу утвердительно кивнул. — Эти, как мне известно, прикатили еще вчера.

— Кого вы имеете в виду? — дипломатично уточнил Тимофеев, прекрасно понимая, о ком идет речь.

Любовь Аркадьевна презрительно скривила ярко накрашенные губы.

— Родственнички!

— Люба!

Свиридов, сразу покраснев, начал что-то говорить, но жена не позволила ему и слова вымолвить:

— Дома ты мне уже сказал все. Не надо повторяться. Останемся каждый при своем мнении. — Любовь Аркадьевна невольно повернулась к мужу спиной. — Товарищи, вы, конечно, понимаете, что привело нас к вам, и рассчитываю на взаимопонимание. Только ради бога, не подумайте, будто мы себя как-то возвышаем, а их считаем плебеями. — Это последнее слово неожиданно сорвалось у нее с языка, и кровь хлынула ей в лицо. Однако она тут же взяла себя в руки. — Извините, я — мать, и мне больно. Ужас, до чего больно! Держусь исключительно на валидоле. Сама даже не знаю, как держусь.

— Им, Люба, тоже больно, — вставил Свиридов.

Любовь Аркадьевна, начав было какую-то фразу, остановилась вдруг на полуслове. В гневе лицо ее стало мертвенно-бледным.

— Чужая боль в данном случае меня мало волнует, — продолжала она. — Мальчика шантажируют. Хотят и его и нас убедить, будто он причастен к этому делу, приписывают ему отцовство. Ничего себе, девятнадцатилетний папа! И кто! Наш Олежка! Мальчик, который до сих пор не разучился краснеть.

Тимофеев, сам не зная почему, смотрел на ноги Любови Аркадьевны, обутые в сапожки из замши, расписанные шитым узором. Смотрел, слушал, и, хотел он того или нет, слова ее оказывали на него действие, обратное тому, какого добивалась она.

— Знаю, вы уже разговаривали с Лазаруками, и они наговорили вам сорок коробов разных небылиц. Но это еще доказать надо, — продолжала она, горячась. — До-ка-зать! Мало ли что утверждает девчонка. Моего сына хотят на всю жизнь… на всю жизнь… — Глаза у нее повлажнели, но она быстро овладела собой. — Я — мать. И этим сказано все. Нас пугают: «Заставим!» Но разве можно соединить две жизни насильно?

— Три, — поправил Тимофеев.

— Даже пять невозможно. — Свиридова гневно свела над переносицей светлые брови. — Нужны любовь, уважение, взаимопонимание.

— Силой, конечно, нельзя, — мягко промолвил Суров.

Любовь Аркадьевна тотчас же одарила Сурова благодарной улыбкой.

— Соединить две жизни без взаимной любви! Согласитесь, это абсурд. Поженить их вопреки логике и здравому смыслу! — Свиридова облизала пересохшие губы. — Сейчас поясню свою мысль. Я допускаю, что под известным нажимом, — чьим, Любовь Аркадьевна не сказала, — Светлана войдет в нашу семью, станет Свиридовой…