Вениамин Рудов - Временно исполняющий

— Спасибо, родненький!

— Прекрати! Какое еще спасибо! Можешь ехать хоть завтра.

Вера поправила волосы, надела шапку.

— Раньше вторника не поеду.

— Почему?

— К тому времени у тебя все определится. И вообще, вторник, говорят, хороший день для всяких важных начинаний. К тому же хочу знать, как тебя приняли. Ну и всяких прочих причин — миллион.

В пятницу представление начальству сорвалось — Карпов вместе с начальником политотдела выехал на одну из застав, говорили, на вторую.

В понедельник Суров проснулся рано — часы показывали без четверти пять. В окно были видны чистое ночное небо с мигающими в бездонье далекими звездами, не успевший поблекнуть узенький серп луны.

Вера не шелохнулась, когда он тихо выскользнул из-под одеяла. Вспомнил: она говорила, что которую уже ночь ей снится сын. Что ей снится сейчас? Мишка? Море?

Суров начал готовиться к своему первому трудовому дню на новом месте и в новом качестве: принял душ, побрился, приготовил парадный мундир, чтобы в нем представиться командиру, но, подумав, предпочел повседневную форму.

«Вот и пробил твой «звездный час», — подумал Суров, иронизируя над словами жены и понимая, что повышение по службе легкой жизни ему не сулит.

Во время завтрака с беспокойством думал о том, как сложатся у него взаимоотношения со своим будущим заместителем, подполковником Кондратюком, занимавшим теперешнюю его должность еще в ту пору, когда он, Суров, командовал пограничной заставой. И конечно же не без волнения ждал встречи с Карповым, о котором слышал и хорошее и плохое. Все сходилось к одному: очень крут.

Утро начиналось не по-ноябрьски солнечное. Блестела отполированная тысячами ног и шин брусчатка; омытые дождем, по обе стороны мостовой высились деревья с реденькой багрово-желтой листвой. Город еще не проснулся.

Суров узнавал и не узнавал знакомые улицы. Они оставались прежними — кривыми, разбежавшимися по холмам, застроенными двух- и трехэтажными старинными домами. Однако тесня их и затеняя, то и дело возникали высветленные солнцем многоэтажные блочные дома, а вдали, на взгорке, где раньше темнел сосняк, теперь высились кирпичные трубы большого завода, и на редких остановках автобуса оттуда доносился приглушенный расстоянием гул.

Проехали мост через говорливую реку. Собственно говоря, это была не река, а речушка со странным названием Севрюжная. Может, когда-то она была большой полноводной рекой и названием своим обязана водившейся в ней севрюге. Или кто-то окрестил ее так в шутку? Кто знает!

Суров посмотрел на часы и понял, что прибудет в отряд слишком рано. Поэтому на первой же остановке вышел и остаток пути проделал пешком. Шел и отмечал все то новое, что встречалось ему, — новые магазины, скверы. Возникшее было волнение улеглось.

Когда полковник, поднявшись из-за письменного стола, с несколько странной улыбкой на бледном лице выслушал рапорт, не сводя глаз с какой-то ему одному видимой точки — то ли с академического «поплавка» на груди Сурова, то ли с его подбородка, Сурову стало не по себе: у него уже года три как появился второй подбородок, что самого Сурова раздражало, и потому всякий раз, бреясь, он хлопал по нему и чертыхался.

— Здравствуйте, Юрий Васильевич, здравствуйте. Как говорится, рады знакомству, — произнес Карпов и неожиданно сильно пожал Сурову руку. — Дождался наконец. Хотя, как говорится, могли увидеться раньше. Что поделаешь — молодежь! Садитесь, будьте гостем. Пока!

— Есть.

— Что же вы это — ждать себя заставляете? — будто бы между прочим беззлобно заметил Карпов, садясь за письменный стол. — Да-да, голубчик, всю пятницу ждал вас. Начальник штаба должен быть пунктуальным. Сам в этой шкуре без малого десять лет ходил. — Он нажал на клавиш селектора, и сразу отозвался дежурный. — Заместителей ко мне. И Кондратюка, — добавил, подумав.

Отдав распоряжение, с минуту сидел притихший, морща лоб и похлопывая ладонью левой руки по крышке стола, крытой бордовым сукном. Затем, перейдя на «ты», снова принялся журить Сурова. Говорил картавым баском, быстро, почти без пауз — об обязанностях и высокой ответственности, какую накладывает на Сурова новая должность.

— Извини, что начинаю с назиданий. В начальнике штаба хочу быть уверенным, как в самом себе. Пойми меня правильно, Суров. И не обижайся. Я человек прямолинейный, камня за пазухой никогда не держу. Собираюсь в отпуск, уже менял путевку. Сейчас второй раз придется. Да бог с ней, с путевкой. Какой отдых, если на душе неспокойно? Ты должен обжиться, войти в обстановку.