Александр Овсиенко - Материнский кров

— Ма-а-ать-я-а-а…

Утром Матвей все-таки ушел в военкомат. Нашлась пока там ему служба в комендантском взводе — ходил караульщиком у школы и около гусеничного трактора, на каком въехал в свое подворье Максим Чепило, да тут и взяли трактор ЧТЗ на особый учет как военную технику, установили караульный пост, а самого тракториста отправили на фронт.

С неделю прослужил Матвей при военкомате, и на этом его солдатская служба закончилась. Он вернулся домой и рассказывал Ульяне:

— Стою с винтовкой около школы, а мимо едет по дороге на линейке директор МТС и кричит: «Полукаренко, ты что тут делаешь? Тебя давно ждем в кузнице. У нас тракторы некому ремонтировать, а ты полегче работу себе нашел? Тут не молотом махать, да?» — «Та я ж не своею охотою здесь. Я — мобилизованный…» — «В кузнице ты нужнее. Так я и скажу военкому Трофименко».

Ульяна слушала Матвея и соглашалась: нужней ты, Матвий, тут, в станице, хорошо, что вернулся в семью. Наверно, подсказывало сердце, что предстоят ей долгие проводы Матвея на фронт и еще не раз сорвется душа ее горестным криком прощания.

Сдал Матвей винтовку, вернулся в кузницу. И районный военком возвратился со своими помощниками в Горячий Ключ, как только собрал в Псекупской и отправил на фронт нужное число призывников. Установилось на время в станице затишье.

К Ульяне в эти дни подошел бригадир Стрекота и в новую смуту ввел:

— Готовься, Кононовна, новую должность принять.

— Отстань, Самсонович. Есть пограмотнее меня, помоложе, тех и кидай на должность. А я стара, хоть и прокосную ручку пройду хоть с кем, ни от кого не отстану, — отмахнулась она.

Но бригадир продолжал свое:

— Коней принять не хочешь? Ты ж из всех казачек ловка с конями справляться. Правду я сказал, товарищи женщины?

Разговор был, когда вся бригада собралась в нарядной. Любил устраивать здесь вечерние сборы бригадир, сюда ж и новость от начальства принес. Ульянины товарки начали ее обсуждать.

— Ловка наша Кононовна. Любого жеребца обуздает…

— В конюхи не отпустим…

— Ветеринара Реву на замен не возьмем…

Бригадир наконец прояснил обстановку:

— На линейке будет начальство возить наша Кононовна. В должность кучера перевод ей. Это приказ.

И вот теперь запрягала Ульяна, с утра лошадей в выездную линейку и ехала к дому Федора Трофимовича Горитьченко. Управляющий заканчивал утреннее бритье, завтракал, потом выходил на крыльцо наводить блеск на сапогах — надевал на руку голенище, высоко подкидывал и наяривал щеткой, крутя сапог и вспучивая в сторону Ульяны буденновские усы: ну как, пустишь меня, Кононовна, рядом с собой посидеть, или плохо начистил, так постараюсь еще, чтоб муха села на сапог — и глаза у мухи лопнули от блеска. Любил побалагурить Федор Трофимович, и в дороге с ним не скучала Ульяна, пока до конторы везла. Он был свой, станичный, человек, давно знал ее и спрашивал про семью, новости рассказывал, собирался уходить скоро на фронт. Она сидела рядом, приодетая в свою лучшую летнюю кофточку и юбку и обутая в тапочки с узорными швами, ей было неловко в роли кучера, не знала, как разговаривать с начальством, больше молчала и сутулила плечи, как Матвей.

Полдня она возила управляющего на парадной линейке, после запрягала лошадей в большую арбу и становилась подвозчицей корма. Возвращаясь к привычной работе, выравнивала себя на полный рост, все делала уверенно, без оглядки и опаски сказать не то или не выполнить вовремя какую-то команду. Ее называли в бригаде и на ферме тетей Ульяшей или Кононовной. Да и трудно было по-другому к ней подступиться — пережила в жизни много, лишними словами не сорит, в обиду себя не даст, в любой работе ловка, на выездной линейке и то всегда косу возит, себе что-нибудь подкосит, косарям подсобит.

Ей завидовали многие станичные бабы, особенно когда она в линейке сидела рядом с управляющим, мужчиной, по станичным меркам, представительным, как напоказ себя тоже выставляла. Но никто в станице ни в чем не мог ее упрекнуть, только за мужа и доставались ей людские оговоры. Недавно ей встретилась в центре станицы незнакомая фасонистая дамочка и спросила:

— Тетечка, вы Полукаренко будете?

— Полукаренко.

— А Матвей Полукаренко — ваш сын?

— Муж мой — вот кто!

— А вы, тетечка, таки стари против Матвея. У того щеки красни, из себя весь молодцуватый…

— Он за себя только думает, а у меня и за него душа болит, и за сына, и за хату, и за всю работу. Я смотрю, и ты «молодцувата». Матвий таких сучек любит…