Мирмухсин - Чаткальский тигр

Только Караджан все еще один.

Весна не радовала. Обычно в эту пору шли обильные дожди, а нынче еще ни одной капли не упало на землю. Травы, опаленные солнцем, уже засохли, изжарились. Даже предгорья, холмистая степь и поля с яровыми начали желтеть, словно их разрисовывала не весна, а осень. Каждый год на тенистой стороне холмов вырастала густая трава выше колен, и люди успевали впрок запастись сеном для скота. Сенокос длился все лето — и не только в узких долинах Чаткальских да Чимганских гор, но и на возвышенностях Акса, Коксува, Пискома, Угама, Каранкульсая, Акташа, Саргардона, Акбулака. В неумолчный звон цикад и птичий грай вплеталась и песня кос. А сейчас что творится!

В народе говорят: петухи всюду кукарекают одинаково. Вот и в окрестностях Галвасая, как везде, безжалостный зной погубил почти всю растительность, окрасил склоны гор, покатые холмы в ядовито-желтый цвет пустыни. И только кое-где еще оставалась живая трава, радовала взгляд сочная зелень. Видно, и в этом зеленом мире выживают сильнейшие. Мохнатыми пучками сереет полынь, топорщит резные листья «оленья трава», манят бабочек и мух красные гроздья собачьих ягод, стелются по земле сорный горчак, солодка, вьюнок. Но ни одна скотина не решится утолить голод этими горькими травами. Только если ей занедужится, станет аккуратно выбирать среди них и срывать нужные. Жители гор с незапамятных времен знают, что горькие травы целебны. Эти былинки умеют вобрать в себя целительные соки земли и потому живучи. Недаром же в начале весны, когда высохли и исчезли повилика, одуванчики, колокольчики, а маки и желтые тюльпаны увяли, осыпались, не успев даже раскрыться, обильно зацвели бессмертник, колючая, как старая дева, кузиния да всевозможных оттенков васильки. Васильки на каждом шагу. Их запах напоминает степную мяту, а листья округлы, серебристы. Немало и сероватых, покрытых колючим пушком «медвежьих ушек», голубоватого цикория. А желтые ромашки, похожие на маленькие подсолнухи, пальчатая трава, выбросившая кверху свой зеленый зонтик, рыжие «лисьи хвостики», эремурус, мальва, розовый и белый шиповник цветут, как всегда, пышно и празднично, им и засуха нипочем. В лощинах, в тени холмов распустились, радуя глаз, боярышник и ежевика. Жизнелюбие и сила помогли этим растениям не позволить солнцу погубить без остатка красоту гор. И все-таки луговые травы погибли. И как ни прекрасны горы, как ни радуют они человека своей красотой, они должны ему служить. На протяжении тысячелетий кормят и одевают людей эти величественные великаны. Даже на неприступных вершинах Чаткала и Обикашка, надменно взирающих на долину сквозь облака, находят себе пристанища олени, снежные барсы и горные куропатки — кеклики. Да, горы — друзья человека, они доказали это. Вот и сейчас посылают в опаленную зноем долину прохладный ветерок.

На холмах и средь полей царит безмолвие. Лишь однотонно гудят провода высоковольтной линии, убегающей вдаль, да неумолчно выводят свою звень-песню цикады: «У-и-и-и-з-з-з… У-и-и-з-з-з…» Кажется, они внушают тебе: «Трудись, трудись!..» Звонко хрустит под ногами сухая трава. Прямо из-под подошв разлетаются в стороны десятки кузнечиков.

Но говорят же, что у каждого горячего дня есть холодный близнец. Сегодня с раннего утра из-за гор грациозно выплыли жемчужно яркие облака, пронизанные солнцем. Они плыли, как лебеди по синему озеру. Их стая стала копиться над долиной, густеть. Постепенно тускнели прямые, как кинжал, лучи горячего солнца и к полудню угасли совсем. Сделалось сумеречно. Из ущелий потянуло влажным ветерком. Над дорогами то там, то здесь стали взметаться кверху желтые столбы пыли и мусора, вскручиваемые вихрем, прозванным в народе «хороводом ведьм», и исчезали так же неожиданно, как и появлялись. Заморосило.

«Поглядите-ка на проделки аллаха! — сетовали люди. — Что ему стоило эти же капли да послать на землю в начале весны!»

«Да-а, припоздал дождик, припоздал…» — с сожалением вздыхали дехкане.

А дождь набирал силу…

На автобусной остановке «Газалкент» стояли две женщины. Упругие струи с шумом били об асфальтовую дорогу, рассыпаясь в пыль, и, змеясь на обочине, ручьями сбегали в кювет. Ветер бушевал, рвал с голов женщин платки, трепал на них одежду, то ослабевал, то налетал еще яростнее. И ни одной живой души вокруг. Только они двое да дождь и ветер. За плотной завесой дождя еле различимы очертания гор. Они кажутся притихшими и настороженными. Сейчас и они исчезнут — быстро смеркается. А дождь уже перешел в ливень. Одна из женщин сняла болонью. С трудом удерживая за края, они накрыли ею головы. Жадно поглядывают они на дорогу, все еще надеясь, что покажется если не автобус, то хоть попутная машина. Вдалеке и впрямь мелькнули фары. С гулом приближался грузовик. Молодая женщина выбежала почти на середину дороги, подняла руку. Ее промокшее платье плотно облегает тело, ветер треплет волосы, ей никак не удается убрать их с лица. Машина приближается, не сбавляя хода. Женщина отступила назад. Огромный «МАЗ» пронесся мимо, обдав ее тугой волной водяной пыли. Кузов был загружен длинными чугунными трубами, концы которых лежали на прицепе. А кабина занята более удачливыми пассажирами.