Мирмухсин - Умид. Сын литейщика

— Знаете ли, мне трудно будет расстаться с заводом…

— Вам и не надо с заводом расставаться! Вы будете поддерживать с ним самую тесную связь! Вы послушайте, какую характеристику вам дали администрация и партийная организация Ташсельмаша.

Представитель облисполкома зачитал характеристику, обвел взглядом сидящих в зале.

— Как видите, коллектив завода будет только гордиться тем, что именно их представитель во главе района. — И, улыбнувшись, добавил: — Конечно, надо еще и постараться, чтобы они могли гордиться.

Через день Арслану в райисполком позвонил Самандаров. Он поздравил Арслана с новой должностью и сказал, что хотел бы повидать его.

— Завтра в десять я подъеду к вам, Джура-ака!

— Лучше я к вам подъеду. Вы же теперь занятой человек, минуты на счету.

— Хорошо, как вам угодно!

На следующий день ровно в десять Самандаров был в кабинете Арслана.

— От души поздравляю, укаджан, — проговорил Самандаров, похлопывая Арслана по спине. — Старики уходят, ваш черед становиться у руля.

Они сели за полированный стол друг против друга. Самандаров налил из графина воды.

— Как вы себя чувствуете, Джура-ака?

— Сейчас неплохо. Но, как ни говори, на шестой десяток пошло. Давление прыгает. Собираюсь поехать в Кисловодск, подлечиться… А у вас что нового, кроме… — Джура-ака выразительно обвел взглядом кабинет.

— Квартиру новую дали. На днях переезжаем с женой.

— А этот дом что же, пустым оставите?

— Скоро приедут Марат и Дильбар. Они ребенка ждут.

— А вы что же с Барчиной отстаете? Пора, пора уж и вам.

Арслан отвел взгляд в сторону. Воцарилось неловкое молчание. Джура-ака снова потянулся к графину.

— Я к вам, Арсланджан, вот по какому делу… Скажите, где сейчас ваш зять Кизил Махсум?

— Сестра говорила на днях, что он уехал в Бухару проведать какого-то приятеля.

— Ваш зять задержан в Бухаре с двумя чемоданами каракуля, приобретенного незаконным образом.

Арслан побледнел, нервно застучал по столу тупым концом карандаша.

— Собираетесь вступиться? — спросил Джура-ака, не отводя взгляда.

Арслан резко встал, подойдя к окну, распахнул форточку и закурил.

— Ни в коем случае! — резко сказал Арслан. — Мы неоднократно говорили с ним на эту тему. Он клялся, что никогда этим не будет заниматься. И даже устроился в махаллинский магазин сторожем.

— Для отвода глаз.

— Пусть пеняет на себя.

— Иного ответа я не ждал от вас, — сказал Самандаров, поднимаясь, и протянул руку. — Мне пора, в приемной у вас собрался народ. Так держать! — сказал он и вышел.

Новая квартира очень понравилась Барчин и Арслану. Они ходили из комнаты в комнату и мечтали, что где поставят, какая из комнат будет гостиной, какая спальней и где будет жить мама. Но Мадине-хола их апартаменты пришлись не по душе.

— Здесь у вас сандала не сделаешь, — с сожалением проговорила она, — а я привыкла зимой в сандале свои старые кости отогревать. Да и высоко очень, живи как на голубятнике. Лишний раз во двор не захочешь выйти. А мне так нравится сидеть летом на супе в тени нашей шелковицы и чай попивать…

Пожила Мадина-хола с ними недельку, да и вернулась в свой старый дом. Сюда перебралась после ареста мужа и Сабохат с сынишкой.

— У Сабохат ребенок малый, ей помощница нужна, — сказала мать. — Вот родите мне внука, и я приду к вам нянчить.

Как ни уговаривал ее Арслан остаться, не согласилась.

— В том доме я счастлива была, там состарилась, там мне и умирать, — сказала мать. — Уж, детки, не обессудьте. Живите вы по-новому, а моему сердцу наш старый дворик мил.

Арслан вызвал такси и отвез мать в махаллю дегрезов.

Обрадовались соседки возвращению подружки. До вечера в тот день Мадина-хола принимала гостей.

Тура-бува, забытый всеми, в одиночестве и бедности жил в отдаленной, глухой махалле. Однажды в субботу напротив его перекосившейся калитки остановился роскошный черный автомобиль. Растерянному старику шофер сказал, что сын его, Аббасхан Худжаханов, велел доставить отца к нему домой. Старик надел порванные калоши, латаный чапан и сел в машину.

Едва ступив во двор сына, он остановился. Глядя на резные перила и веранды, на дом, отделанный резным ганчем снаружи, открыл рот от удивления. По обе стороны дорожки из жженого кирпича цвели розы.

Невестка Латофатхон вынесла из дома стул и поставила посередине двора.

— Садитесь, атаджан! Как поживаете?