Сергей Татур - Пахарь

— И сколько же раз ты был женат?

— Миллион. Все эти годы я любил тебя одну.

— Серьезно?

— Ах, да, ты теперь очень серьезный человек. Тогда зачеркни у миллиона три нуля.

— Многовато остается.

— Моя душевная щедрость всегда котировалась высоко.

— На ком же ты в конце концов остановился?

— Ни на ком. Разве в наше время это большая редкость? Не вели казнить, вели слово молвить. Ты заслонила собой всех!

— А если проще? Как ты меня разыскал?

— Валентина дала координаты. Иди, говорит, и развлеки ее, она разучилась развлекаться. Она пропадает. Ты что же это?

— Я в порядке, — сказала я.

Ругать Вальку было бесполезно. Она искренне считала, что делает мне добро.

Борис смерил меня оценивающим взглядом и кивнул, подтверждая мои слова.

— Ты в порядке, и я в порядке, — объявил он. — Спасибо зарядке! Друзья раньше звали меня Бобби Стоптанный Башмак. Это приятнее, чем когда зовут по имени и отчеству. Когда тебя так зовут, чувствуешь, что тебе совсем мало лет.

— Тебя никогда не будут звать по отчеству, ты никогда не повзрослеешь.

— И пусть. С малого какой спрос? Мне нравится быть большим мальчиком. Психологи установили, что характер людей вообще мало меняется после пяти лет. Все правильно. Я такой же, каким был в пять лет, только профессии меня обучили. Говорят, ты провела сногсшибательные опыты. — Он и тогда перепархивал с одной темы на другую, как бабочка с цветка на цветок.

Я рассказала о найденном решении. Он смотрел на меня и не слушал.

— Тебе не интересно, — сказала я.

— Извини! Мне интересна только ты.

Вошла Скачкова и очень обрадовалась Борису. Родственность их душ меня прямо-таки потрясла.

— Моя бывшая, — отрекомендовал он мне Валентину. И тут же сказал ей, кивая на меня: — Моя будущая. У нас с ней все впереди, а с тобой, Валька, у нас все позади, поэтому исчезни с горизонта и не мешай. Сумеешь не мешать?

— Может быть, пусть Олечка Тихоновна нам не мешает? — внесла она встречное предложение, невинно и вполне дружески улыбаясь.

— Отклоняю категорически. Она все-таки кандидат, а ты кто? Ты уже двадцать лет лаборантка, голь перекатная. Ты даже не мать-героиня. И потом, ты замужем, за тобой муж следит, а она на сегодняшний день сама себе хозяйка. Улавливаешь?

— Ой, рассмешил! Да я при муже в тысячу раз больше согрешу, чем она без мужа! Простофиля ты. Ты Бобби Стоптанный Башмак.

— А ты кто? Великая грешница. А я вот хочу встать на истинный путь. А ты разве можешь встать на истинный путь? Ты не можешь. Поэтому прошу не путаться под ногами. Иди, погуляй.

— Разбежалась! — сказала Валя, ничуть не обидевшись. На Бобби Стоптанного Башмака никто никогда не обижался.

— Поставь тогда чаю, — сказал Борис. — Я гость или не гость?

— Переходи к вам, — пригласила Скачкова. — Заживем!

— Нет. У вас работать надо. Иначе Евгеша такие волны поднимет!

— Испугался! У нас Олечка Тихоновна работает, — сказала Валентина. — А мы так, мы — около. За нею Евгеша тебя и не увидит.

— Я, по-твоему, никто? Такой большой, видный мужчина, такой рыжий, все меня любят, проходу не дают, а он — не увидит! Нехорошо мыслишь. Неуважительно по отношению ко мне. Я если бы столько работал, сколько Евгеша пашет, давно бы доктором стал.

Они сели друг против друга а болтали долго, самовлюбленно, вспоминая были и небыли, товарищей, которые когда-то были с нами, а потом жизнь перевела их на другие орбиты. «Одиноко ли ему одному?» — подумала я. Весь его облик, начиная от обаятельной улыбки (очень немногие знали, что за ней — пустота) и кончая хорошо отглаженными брюками, говорил о том, что ему не одиноко, что холостяцкое бытие с отчетом только перед самим собой — по нему и для него. Заботиться о ком-то — зачем такая обуза? Вполне можно ограничиться заботой о себе, единственном и неповторимом и не оцененном только потому, что другие люди слишком эгоистичны.

Я писала отчет и слушала их беззаботный щебет, очень похожий на воркотню голубка и голубки. Разговор не мешал работе, сосредоточенность на работе странным образом сочеталась с внимательным слушанием веселого, праздного, но тем и интересного разговора. И мне уже не было одиноко, но не было и легко, свободно. А вот Борис, или Бобби Стоптанный Башмак, чувствовал себя великолепно. Острил, совершенно расположив я себе Валентину, и я решила, что уйдут они отсюда вместе. Но Валька наговорилась и насмеялась досыта и уехала домой, увозя с собой предложение Кулакова выйти за него замуж, если ее жизнь с законным супругом почему-либо разладится.