Григорий Боровиков - Ника

Таковы основные идейные, психологические и сюжетно-образные линии романа «Ника». Дальнейшее слово о новом произведении Григория Боровикова за читателем.

Е. Никитина.

На крутом берегу Волги, меж покатых холмов, стоит старинное русское село Усовка. Рассказывают, будто это место облюбовал для стоянки своей ватаги сподвижник Степана Разина Василий Ус. С тех пор осели тут люди, назвав поселение в память о знаменитом военачальнике вольницы Усовкой.

Совсем недавно река в этом месте делала плавный изгиб и наносила песок с таким усердием, что вода отступала от села все дальше и дальше, и люди горестно говорили: «Скоро будем у воды и без воды». Отделенное от реки широкой песчаной косой село становилось все неприметнее, словно вместе с рекой уходила из него жизнь. Бывало, занесет случайно в Усовку повидавшего мир человека, оглядится он и горько вздохнет: «Боже мой!.. Сколько еще таких глухих сел в нашей великой стране!»

Теперь перегороженная плотинами Волга разлилась широко, подкатила к самой Усовке. И хотя берег все еще крут и высок, но волны шумят уже у домов, и воткнутые кем-то в песок ветловые колья дали густые надежные побеги. Суда проходят так близко от села, что слышно неустанное дыхание машин в их утробах. И старые дома смотрятся веселее, освеженные неброской, но ощутимой новизной.

В один и тот же день из Усовки были отправлены три письма.

«Как давно я не писала тебе, Любка! И на твое последнее письмо не ответила. Ты уже прости меня, несчастную, не обижайся. Не из-за лени у меня это, а от тоски. Как прочитала твое письмо, так и заплакала. Всю ночь в подушку ревела. Закрою глаза — и вижу тебя с новыми друзьями в институте. Завидую тебе! А у меня ни друзей и вообще ничего интересного нет. Никакой жизни, никаких событий. Одна скука и тоска. И новостей, о каких ты спрашиваешь, тоже нет. Все новости в масштабе колхоза. Колхоз укрупнился, председателем стал Венков из Андреевки. Он тридцатитысячник, в Андреевку прислан из сельскохозяйственного института, где был доцентом. Кандидат наук. Наверно, проштрафился, ну его и шуганули в деревню. Поселился он в нашей Усовке потому, что она самая большая из всех сел объединенного колхоза. Я его еще не видела, голосовать на собрание не ходила. Говорят, он чудак. Было заседание правления с активом. Мужики-то наши, сама знаешь, какие: накурили, наплевали. На другой день председатель велел завхозу купить полдюжины алюминиевых мисок и расставить на столах в правлении. И вот опять заседание. Мужики курят до угара и окурки на пол бросают. А председатель-то… вот потеха! — выйдет из-за стола, молча поднимет окурок и в миску положит. И ты знаешь, стыдно стало мужикам, к концу заседания, говорят, никто уже не курил. Приехал к председателю сын из города. Будто бы насовсем. Но я не верю.

Вернулся в село со своей семьей Жбанов. Мы-то с тобой его не знаем. Он в годы коллективизации в город уехал, на заводе работал. Потянуло в деревню. Ну не дурак ли! Сейчас его в мастерскую определили токарем, дом ему колхоз строит. У него сын Владька. Магнитофон привез. Поймает заграничную станцию и музыку на пленку записывает. Эх, и записи у него есть! Какие танго, фокстроты!.. Слова непонятны, а за сердце берет. Мы с ним познакомились немного.

Да, совсем чуть не забыла. У меня завелось еще одно знакомство. К нам приезжал из города художник. Молодой, симпатичный. Коров рисовал, доярок, стариков и старух, ребятишек. Говорит, для картины это ему нужно. Ну и я, видать, ему приглянулась, портрет с меня рисовал. Хорошо получилось, хоть на выставку. А однажды он мне и говорит: «Хочу нарисовать вас голую». — «Как, спрашиваю, голую? Без единой ниточки?» — «Да, без единой ниточки. Фигура у вас, сложение статное… Вы сложены, как Ника…» И еще какое-то слово сказал, вроде фамилии и прозвища. Только я не запомнила, а переспрашивать не стала, еще дурочкой сочтет. Я чуть не влепила ему пощечину, отругала. А ему хоть бы что. Стал говорить мне, что все великие художники изображали красоту женского тела…

Ой! Неряха я какая, Любка! Кляксу посадила. А все из-за нашего председателя. Прислал сейчас записку, чтобы я пришла к нему. Ну, опять начнутся нотации: «Почему в колхозе не работаешь, почему на возку кормов не вышла, почему, почему?..» Сто раз «почему»… Надоело! Схожу. Эх, и поговорю же я с ним по душам, начистоту! Пока прощай, Любка! Пиши мне. Целую тебя бессчетно раз. Твоя закадычная навек