Виктор Ревунов - Не одна во поле дороженька

Эта трепетная живопись, вроде бы и неуместная там, где все гибнет, где царит жестокость людская, как бы становится главным и естественным доказательством того, что и гибель, и месть, и подвиг прочно вписаны в единую жизнь родной земли, в общенародные бедствия и борьбу. И при всех вариациях отдельных судеб в этом огромном единстве найдется место таким, как Тимофей Курьянов из рассказа «Весенний плач». Здесь изначальная ситуация — труса прячет жена — является предтечей завязки в распутинской повести «Живи и помни». Однако В. Распутин пойдет в глубь характеров, обнажит сложнейшие и тончайшие переживания своей Настёны, а В. Ревунов, разведывая тему в конце 50-х годов, идет вширь, описывая стремительные события в прифронтовой полосе, обусловившие и динамику сюжета. И, как всегда потом, Ревунову будут лучше удаваться хорошие люди, так и тут удалась ему более Стеша, нежели трус Тимофей, которого в итоге настигла пуля возмездия. Стеша, пожалевшая мужа, все-таки не понимает его: сама-то она ничего не боится, и смелость, выдержка ее, стойкость просты, естественны, как дыхание. Все тут стремительней, обнаженней, а где-то и проще: ведь рассказ этот — дитя своего времени.

Повестью «Красный день» В. Ревунов как бы начинает своего рода цикл, связанный «эхом войны», которое неумолчно звучит в сердцах прошедших ее людей и в 50-е, и в 60-е годы.

В ранних своих повестях писатель, чувствуя и понимая «психологию» природы лучше, чем психологию человека, пытается раскрыть через природу человеческую душу. И этим он как бы компенсирует то, что пока дается ему трудно. Его способность к «природочувствованию», его авторский взгляд и интонация, раздумчивая, чуть элегическая, создают от повести к повести все более ощутимо, реально образ рассказчика, становящийся, — может быть, и невольно, — одним из постоянных героев ревуновских повестей. В истории поисков потерянной любви, в самой ее романтической подоснове поэтическая стилистика уместна и соответствует состоянию героя. В этот период формируется и своеобразный ревуновский синтаксис, особое строение фразы, посверкивающей диалектным словцом, идиоматикой. В повести «Красный день» эти признаки уже хорошо заметны, как и непременная достоверность детали, убедительность частностей, которые собственно и обеспечивают наше доверие даже к несбыточно счастливому концу этой истории.

В повести «Белый камень» описательность, присущая раннему творчеству Ревунова, уступает место более напряженным коллизиям, обусловленным не только драматическим развитием военных судеб, но и стремлением писателя в диалогах заострить современные конфликтные противоречия персонажей-антиподов. Завершая историю как бы на запятой, доверяя читателю, не стараясь все разжевать, писатель позволяет нам подумать о послевоенных путях таких людей, как Дмитрий Матвеевич Лощин. В сущности, жизнь бывших фронтовиков, их дела и думы о мире, который оплачен их кровью и страданиями, их споры о будущем — постоянно в центре внимания В. Ревунова. Наиболее подробно разрабатывает он эту тему в самых крупных повестях 60-х годов: «Пропавшая в метель» и «Не одна во поле дороженька». Но и «Белый камень», и «Когда цветут таволги» во многом предвосхищают их проблематику, мотив трагической вины героя.

Москвич Лощин, приехав в места, где воевал, встречается с разными людьми, и почти каждый оказывается так или иначе причастен к той тайне, которая угнетает Лощина уже много лет, и почти каждый так или иначе помогает герою в поисках доказательства его невиновности. В «Белом камне» писателя, безусловно верящего в нравственную стойкость и высокую порядочность людей из народа, особенно интересует образ многогрешного пастуха Иваши. В монологах и репликах Иваши раскрывается горькая его судьбина: война отняла у него многое, и пьет он от горя, но погибнуть окончательно Иваше не дает совестливость и доброта, готовность искупить вину и спасти от беды сынишку.

Тут уместно сказать, что Виктор Ревунов с удивительным теплом и нежностью пишет детей, с каким-то особым щемящим чувством рисуя их светлые, бесхитростные, открытые миру, незащищенные души, потому что он и сам сохранил в себе такую же непорочную, открытую миру, незащищенную душу большого ребенка.

Традиционный «треугольник» (а вопрос этот явно занимает писателя, особенно когда он пишет об интеллигентах, мудрствующих лукаво) представляют в «Соловьиной ночи» люди великодушные, чистые помыслами. Беда, настигшая Завьялова и его жену Полину, встречена обоими достойно. Благородство их показано столь же убедительно, как и любовь. И в драме их любви чувства не теряют искренности, глубины, потому и горечь расставания по-своему светла. Тем не менее автор удерживается на той грани, за которой начинается идеализация, сглаживающая реальную боль житейских драм.