Виктор Ревунов - Не одна во поле дороженька

— А другой стакан где? Со мною не хочешь выпить? Или сердце по мужу болит? Пусть не болит: погнали их на дорожные работы под Веригино. Денька через четыре домойки отпустят, не успеешь и поскучать.

Дракин налил себе полный стакан — выпил, поморщился.

— Хорошо! Полинкина самогонка, чую. Французский коньяк пил — немцы угощали, далеко тому коньяку до этой бутылки. Ты попробуй!

— Отстань, не неволь. Пить не буду.

— Малинка по зною сладка, а под дождем киснет. Приходи, баньку затопишь.

Она молча стояла у порога, прислонившись к дверному косяку.

После третьего стакана бутылка опустела. Тяжело покачиваясь, вышел на улицу Дракин.

— Полинка! — закричал он.

— Дома ее нет. Замок, видишь, висит, — осторожно сказала Стеша.

— Нет, так в другом месте достанем!

Скрылся Дракин, а из чулана вышла Стешина соседка — Полинка, засмеялась.

— Каковский коньячок! С конской мочи ошалел мужик!

Раненый, которого Стеша спрятала в лесу, под сваленными деревьями, в буреломе, исчез. Долго ходила она, звала — никто не откликнулся. Со своими ли ушел или схватили его враги — неизвестно.

Но вот как-то днем за деревней раздался взрыв — в избах стекла задрожали, как от грозы. Донеслись выстрелы и крики. А вскоре уже знали в деревне, что на дороге была подорвана немецкая машина с солдатами и будто бросил противотанковую гранату человек со звездой на рукаве гимнастерки, видели, как из-за куста размахнулся.

После рассматривали немцы следы в траве и подметили, что не один был. А вскоре на колодце приколол кто-то записку с просьбой передать ее Дракину. В записке той было сказано:

«Голову оторвем, гад, если будешь на наш след нос свой совать».

Весь день записка висела на колодце. Перед вечером пришли женщины за водой — загомонились и не заметили, как подошел Дракин. Сорвал записку. Прочитав, усмехнулся.

Заторопились женщины прочь от колодца, лишь Стеша не двинулась — ноги как онемели.

Дракин попил из ее ведра и, сплюнув, вытер рукавом усы.

— Твоему Тимофею не немцы, так свои башку оторвут за дезертирство. Прямой смысл ему в полицаи податься: и немцам и своей шкуре будет служить. А так вничью сгниет среди болот, помяни мое слово. Жалеешь — сходи поговори, я встречу с ним выхлопочу. Они под Веригином дорогу через болото гатят.

«Что, страшно стало, людишек скликаешь, ворон черный», — подумала Стеша и подняла ведра: заколыхалась в них густо-багровая от заката вода.

Посмотрел Дракин вслед, как она шла, положив на коромысло руки и наклонив голову.

«Только бы вырвать его оттуда, — подумала Стеша. — А там в лес, к своим».

Дракин окликнул ее, нагнал.

— Боишься идти к нему? Что ж, уговорить его мы и сами можем. Не видела, как в комендатуре распинают? Я тебе, хочешь, покажу, только в щелочку заглянешь. Жутко на это глядеть, особенно ночью, при лампе.

— Пойду, — ответила она.

— Давай, Стеша! Нас немцы землей не обидят — жить будем. Завтра бумагу тебе к Тимофею выправлю, и возьмешь подписку с него.

— Какую подписку?

— А что он по убеждению своему пришел к нам на борьбу с коммунистами… Подписка у нас — и он дома. Кровью подпишется. У нас это строго. Утром заеду за тобой, прокатимся до комендатуры. Погодка, кажись, хорошая будет.

Поставив ведра в сенях, Стеша заторопилась, ослабевшими вдруг руками завалила щеколду на двери.

«Дай опомнюсь… Господи! — Она заметалась по избе, искала платок. — Как бы к страже подладиться, успеть, пока подписку не взяли».

В наброшенном на голову платке Стеша стала на колени перед порогом и подняла половицу. Холодом и плесенью потянуло из черноты. Открыла присыпанную землей тряпицу. Поднесла ее к свету и развернула. Вот и кольцо, и крестик, завощенные тусклинкой, и лишь чуть потерла меж пальцев — засияло золото.

Кольцо от матери осталось, а крестик Стеша давно, еще девчонкой, на берегу реки нашла. В кулачонке и принесла домой.

«Стража от золотца не откажется. А ну как и меня в болото пихнут, — задумалась. — Что делать? Загубил, загубил».

Она спешила. Был давно вечер — темно, а до Веригина верст шестнадцать еще. Шла возле дороги среди елей и сосен; в мягких мхах ноги тонули, запрудой вставали малинники, под которыми гнил бурелом и были ямы; осторожно, не поскользнуться бы на замшелых камнях; перебиралась через лесные ручьи.

Раз ей показалось, что не туда идет. Выглянула из леса и увидела за одинокими березами луговую низину и разваленный мост через ручей. Место знакомое.