Евгения Сергиенко - Штрафной батальон

Она злилась на соседей, на дочь, на покойного мужа, рано умершего от пьянства, на придирчивого заведующего продовольственным магазином, где сидела она с утра до ночи за кассой. Лапотник, мужик, а туда же, подотчетные строгости завел! Дочь Верка, хорошенькая и вертлявая, избалованная отцом, не захотела учиться, бросила школу, поступила секретаршей, выскочила замуж за такого же недоучку, как она.

— Снимают они комнатенку в Черкизове у какой-то бабки в деревянном доме. А чем жить? Верка приходит и клянчит по десятке чуть ли не каждый день, а где я возьму? Велика ли моя зарплата? Вот и изворачиваюсь, как умею. Сама знаешь, мужа с положением, чтобы кормил и одевал, не всякой дуре удается подцепить. Тут уж как повезет. Вот как тебе, — выложила Аврора Алексеевна подруге.

И та взорвалась:

— По-твоему, я дура? По-твоему, я нахально подцепила мужа? — кричала она, размахивая отбивочным молотком. — А ты своего Дениса со свету сжила! Домой не хотелось ему идти, на бульваре зимой уснул и простыл. Это из-за тебя его перевели на грузовую машину! Ты его пилила, чтобы он перешел.

— При чем тут я? Он на заработок польстился. Не хватало ему на водку. Я, что ли, заставляла его пить?

И снова разгорался скандал.

Ругались подруги часто и жестоко, впрочем, никогда не вспоминая подробностей своей девичьей жизни. Аврора Алексеевна не прощала подруге ее благоденствия и не упускала случая больно ужалить, упиваясь местью, мстя за несправедливость, допущенную судьбой. Обе в этой самой квартире жизнь начинали, была ведь Фекла дура дурой, а вылезла все-таки в барыни. Справедливо?

Унимать соседок прибегала Савельева, они утихали…

Калерии Ивановне уже давно хотелось завести с учительницей тесную дружбу, такую, чтобы в свободный часок, когда мужей нет дома, пошептаться, посудачить, поделиться тем, что на душе. Но свободного времени у Ольги Илларионовны почти не оставалось. Тетради проверять надо, с дочкой погулять надо, а Калерия Ивановна была свободна большую часть дня. Выйдя замуж, она бросила работу и никогда не горевала об этом. Муж достаточно получает, а женское дело обихаживать семью.

Дверь Курносовых весь день распахнута, за ней вторая, в спальню, тоже раскрытая, чтобы все глядели и завидовали пышной постели, кружевным накидкам, плюшевым креслам, фарфоровому столику и портретам хозяина, снятого в артистической позе с гитарой. Здесь же висели увеличенные фотоснимки в рамках, где Курносов снят с оркестром, с известными певицами или певцами.

— Мы Курносовы, нас все знают! — отчитывала Калерия Ивановна кого-то несведущего по телефону, а сын стоял рядом и насмешничал, озорник.

— Загибаешь, мамуля. Нас знают не все.

— А разве я говорю, что все подряд? — соглашалась она не без удовольствия. — Конечно, кто-то нас еще и не знает, — это уже говорилось назло соседям.

Телефон был общий, висел в коридоре, и Марья Митрохина непременно встревала в чужой разговор:

— Эна, какая знаменитая нашлась! Лежебока, чужеспинница. И сыночек весь в тебя, лодырь, оболтус. Вместо того чтобы сидеть уроки учить, стоит тут зубы скалит.

— Не тронь моего сына! — кидалась на Митрохину, мгновенно ярясь, Калерия Ивановна. — Не твое дело, хабалка, деревенщина! Мой сын, моя забота! И не глупее он твоего Андрюшки. Трех репетиторов найму, а Витя мой в институт поступит.

В этом она ничуть не сомневалась, хотя учился Виктор плохо, еле-еле дотягивал десятилетку, отставал чуть ли не по всем предметам. Ходила Калерия Ивановна упрашивать учителей, только что в ногах у них не валялась. И соседям Савельевым старалась угодить, улыбалась сладенько Ананию Петровичу, директору Витиной школы, и Ольге Илларионовне, учительнице начальных классов. Намекала им обоим на большую свою благодарность. Савельиха обиделась на такие намеки, а директор сделал вид, что их не заметил, и задаром вечерами и по воскресеньям занимался с Витей по русскому языку.

Сдал экзамен Витя и получил аттестат. Но с аттестатом-то и не было задержки. Началась война!

Калерия Ивановна сразу как-то оцепенела и впала в нескончаемый ужас. Витиных ровесников брали на фронт! Неужели и для Курносовых настанет страшная пора — потерять единственного сына? Страх мешал думать, соображать, мысли метались в голове как в пустой клетке. Вспомнилась давняя вера в бога, церковный звон, Калерия Ивановна заторопилась в церковь, купила возле паперти у какой-то бабки с рук икону Николая Чудотворца, освятила ее в храме для большей надежности, принесла домой, повесила в передний угол и облегченно опустилась перед ней на колени!