Юрий Благов - Аншлаг [Рассказы о цирке]

На базаре были женщины и мужчины, молодежь и старики, горожане и крестьяне, продавцы и покупатели, не хватало только… только…

И тут, вероятно, базар очень удивился, потому что солидный вроде бы человек вдруг как мальчишка подпрыгнул на месте, хлопнул себя по лбу и, быстро-быстро зашагав, стукнулся лбом о столб. Затем извинился перед ним (перед столбом-то!) и пошел дальше.

Это был Гурий.

Перед началом представления он отозвал инспектора манежа в сторону, и впервые номер антиподиста прошел, как говорится, «на ура».

Впрочем, самого Алекса это не удивило, и он снисходительно пояснял потом, что недавно в Пензе его принимали лучше.

Гурий остался в Тбилиси на следующий день и убедился, что прием антиподистского номера был точно таким же.

А на третий день развеселившийся зал проводил Алекса скандирующими аплодисментами!

И тогда Гурий пустился в обратный путь самолетом.

— Что же все-таки произошло?.. — поинтересовался в Москве его начальник.

— Ничего особенного, — ответил Гурий. — Инспектор манежа теперь говорит: «Картинку старого цирка исполнит артист Алекс». И всё…

Начальник усмехнулся и дал указание оплатить режиссеру самолет, тем самым признав его командировку творческой.

А месяца через два Гурий Иванович шел, как обычно, по коридору Союзгосцирка. Колоритен этот коридор! Тут и в январе можно встретить бронзовые лица — это вернулись артисты, гастролировавшие в Австралии или в Латинской Америке.

В этом коридоре назначаются свидания — и деловые, и лирические; в нем встречаются люди, постоянное местожительство которых — цирк.

Коридор является центром конвейерной жизни. Работая в основном на периферии, артисты то и дело приезжают и прилетают в Москву, иногда даже в свои выходные дни.

— А вот и Гура, у которого краси…

Дальнейшего Гурий услышать не смог, поскольку Алекс, метнувшийся было в его сторону, увидел режиссера Московского цирка и побежал за ним.

Ранним утром, когда дрессировщик Арефьев гонял по манежу лошадей, его попросили подойти к проходной. Узнав причину вызова, Арефьев захохотал. Перед ним стоял зареванный мальчишка лет десяти и с ним удивительно смешной осел… «Он-то уж не заплачет», — почему-то подумалось дрессировщику.

Из рассказа мальчугана прояснилась такая картина. Жил этот паренек с отцом и с матерью в пригороде. Домишко у них был, дворик был, и всякой живности хватало. Однажды отец из экспедиции привез в подарок сыну совсем еще маленького ослика. Но как только ослик прижился на новом месте, семейству предоставили квартиру. В многоэтажном доме! А прежнее их владение — на снос… Ну, осла, естественно, в лоджии не разместишь и в гараже не замкнешь.

— Чего ж ты хочешь? — спросили мальчика.

— Хочу, чтобы вы из него артиста сделали. Он все понимает! — И заревел.

Арефьев похлопал ослика по спине, отогнул длиннющее его ухо вниз, а оно тут же снова выпрямилось, и спросил вахтера:

— Акимыч не ушел?

— На конюшне вроде был…

— Позовите его.

Пришел Акимыч, чья должность выглядела в большом городе довольно экзотично: по штатному расписанию он «ночной конюх». Этот сельский человек, когда перебрался в город к дочери, никак работу по душе не находил. Но пошел как-то с внучкой в цирк да в нем и остался! Не может быть, решил он, посмотрев представление, чтобы в такой красотище дела для меня не нашлось, по лошадиной части, например. И отыскал в каменном лесу города цветущую лужайку цирка. Стоят теперь под его началом красавицы лошади разных пород и мастей и в самом цветущем возрасте. Они отдыхают после вечернего выступления, а он следит, чтобы все у них было в порядке.

— Исправное животное! — оглядев ослика, резюмировал Акимыч. — А как зовут-то?

— Васька!

— Вот что, — сказал Арефьев мальчику, — оставляй пока своего Ваську здесь. Акимыч за ним посмотрит, а я кое с кем посоветуюсь. А после обеда приходи за ответом. Идет?..

Мальчуган кивнул, но ни после обеда, ни вечером, ни на следующий день не пришел.

И Васька остался в цирке.

Для начала он самостоятельно выбрал на конюшне пустующее стойло, а затем начал появляться везде и повсюду. Цирковые детишки пришли от Васьки в восторг, а взрослые вскоре возненавидели.

Осел бесцеремонно влезал в гримерные и, как правило, съедал губную помаду.

Однажды во время представления оказался на манеже, осмотрел замерших в пирамиде акробатов, повернулся и ушел под дружный хохот зрительного зала. А когда Ваську привязали, он начал дико орать.