Олег Михайлов - Час разлуки

На работу опаздывает регулярно, и не из-за нерадивости, а по простодушию и рассеянности: то пропуск дома забудет, то кошелек в электричке потеряет, а то, замечтавшись, проедет троллейбусную остановку. Давно бы рассчитали, да выручает начальница Серафима Прокофьевна. Начальница командует десятком быстроногих девушек, которых рассылает во все концы Москвы, а сама отеклая, дышит часто, ходит с костылем. Конечно, отругает, пухлым кулаком по столу постучит: «Наталья! Чтоб в последний раз! Ты меня знаешь!» Но тем все и кончится.

Все нехитрые тайны подчиненных Серафиме Прокофьевне хорошо известны, с ней они обязательно знакомят своих ребят, а если что-то меняется, предупреждают ее, на чьи звонки подзывать к телефону, а от каких будут прятаться. Она всеобщая мать или, лучше сказать, бабушка. Наташу же выделяет и жалеет особо: без отца, росла в детдоме, мать инвалидка…

Вечерами Наташа ходит в драмкружок, где второй год репетируют пьесу о гражданской войне и где она увлеченно играет красного связного — мальчика Васю. Или навещает московских подруг, чаще всего Нину, которая работает на «Мосфильме» ассистентом режиссера и показала ей однажды у проходной актера Видова.

Нина эта — во всем противоположность Наташе. Высокая, худая, с постоянной, хотя и несколько вымученной улыбкой на подвижном, с ранними морщинками лице. Имеет на улице Маршала Бирюзова однокомнатную квартиру после раздела жилплощади с мужем, встает поздно, целый день принимает гостей, которые приносят выпивку и еду, бренчат на разбитом пианино, поют под гитару песни Ножкина и Высоцкого, заводят на кассетнике ансамбль «Бони М», много курят, еще больше острят и так же неожиданно, как приехали, исчезают…

Для Наташи Нина загадочна, как и ее квартира, где одна стена, отделяющая коридор от комнаты, разобрана вовсе, а другая сложена заново из красного кирпича, с нарочито оставленными просветами, точно бойницами в баррикаде. Придя в первый раз, Наташа подумала, что это декорация для фильма, который собираются снимать в Нининой квартире. Загадочны и ее посетители. Все разные, но чем-то неуловимым для Наташи схожие друг с другом. Может, своей таинственной принадлежностью к кинематографу?

Вот в квартиру не вошел, а вбежал, ворвался Черномором маленький, верткий бородач в темно-дымчатых очках, в перчаточной коже, джинсах, заполнив пространство криком, суетой, затопив комнату Ниагарой слов:

— Ста-руш-ка! Ба-буль-ка! Ба-бу-шен-ция! Как страшно я провел все это последнее время! Пятнадцать бутылок коньяка в три дня! Микроинфаркт! Отдельная палата! Капельница! И — водородный взрыв! Ночами два академика дежурили у моей постели! Я заставил их пить со мной «Перно»! На пятый этаж по пожарной лестнице ко мне приходила кинозвезда! Русская Милен Демонжо! Ты еще услышишь о ней и очень скоро, ста-руш-ка!..

Его гибкая фигура возникала в разных углах большой полупустой комнаты, но на Наташу, которая следила за ним со страхом и надеждой, он обращал не больше внимания, чем на стенку из кирпича.

— Я почти убил его, ста-руш-ка! Я страшно его избил! Кровь хлестала по прекрасной ватной груди его шинели! Он был красавец, вдвое, ровно вдвое выше меня! С торсом атлета…

Бородач снял очки, и Наташа в волнении обнаружила, что у него вовсе нет глаз. То есть на заросшем волосами лице, как у Адриана Евтихиева из учебника биологии, были условно обозначены две куриные точки.

Наташе стало так жутко, что она зажмурилась.

— Всю жизнь борись со злом! — гремело в комнате. — Я сею вокруг только добро! Отвечаю на зло добром! Я самый нежный человек на земле! У меня в квартире живут четыре бездомных собаки и молодой художник, работающий дворником. Я раздаю деньги! Я жалею людей! И вот почему я — гений, почему гениально все, что я делаю!..

Наташа медленно открыла глаза. В квартире было тихо, пустынно и даже как бы темно. Словно влетела в окно шаровая молния, ослепила, покружилась, покувыркалась, да и вырвалась неведомо куда и зачем.

— Кто это? — благоговея, спросила она.

— Режиссер, — закурив крепкую сигарету, кишиневский «Марльборо», объяснила Нина. — Необыкновенно одаренный… Поэтому публика не понимает его фильмов, неспособна постигнуть его исканий…

— Как бы я хотела познакомиться с интересным человеком… Как он, как Видов, — краснея, призналась Наташа.

— Ты? — Нина смерила ее ироническим взглядом. — Это невозможно. Да для этого ты сама должна быть богатой натурой — ярким собеседником, знатоком музыки, живописи, поэзии… А о чем ты можешь с ними говорить?