Иосиф Келлер - Суровые дни

Взяты последние аккорды… Но не слышно обычных аплодисментов: Все продолжают вслушиваться в отзвучавшую музыку.

Первым нарушил молчание Ленин:

— Изумительная музыка! Слушая ее, с гордостью думаешь: вот что делают люди… И, заметьте, в условиях, когда они продают свой талант…

Ленин встал. Отодвинув стул, зашагал по комнате, напевая начало сонаты. Остановившись, спросил пианиста:

— Не похоже? А? — Ленин улыбался. — Очевидно, музыкант я неважный!

— А разве в Цюрихе мы плохо пели «Стеньку Разина» под твоим управлением? — улыбнулась Крупская.

— От нашего пения дрожали стекла, а возле кафе собирались удивленные жители, — весело добавил Луначарский.

Ленин подошел к роялю.

В отполированной крышке рояля было видно отражение Ленина. Вынув из жилетного кармана часы, он посмотрел на них. Заметив это, пианист хотел встать, но Ленин успел положить ему руку на плечо.

— Мы не торопимся. — И заботливо спросил: — А вы не устали?

— О нет! Лишь бы не устали вы, — искренне ответил пианист. — Я способен играть весь вечер.

— Прекрасно, — обрадовался Луначарский. — Думаю, никто не возражает, если наш гость сыграет Чайковского?

— С удовольствием.

Дверь чуть-чуть приоткрылась. В комнату заглянул личный шофер Ленина — Гиль. Свердлов, сидевший возле двери, недовольно посмотрел на него, но тот протянул конверт, пояснив жестами — надо передать Ленину.

Свердлов незаметно взял конверт. Знакомым почерком Фотиевой написано: «Телеграмма из Глазова». «Дело касается Перми», — догадался Свердлов и взглянул на Ленина.

Ленин слушал вдохновенную мелодию, оставшись стоять возле рояля, держа одну руку в кармане брюк и слегка покачиваясь в такт музыке. Хорошая, добрая улыбка освещала его лицо, глаза теплились задумчивой нежностью.

Думая, что Ленин целиком поглощен слушанием Чайковского, Свердлов хотел положить конверт в карман кожаной куртки, чтобы передать позже, но едва заметное движение головы Ленина остановило его. Ленин все видел.

Владимир Ильич знал: аккуратный Гиль мог приехать ранее назначенного часа только из-за какого-нибудь важного и неотложного дела. Не считая удобным прерывать игру пианиста, Ленин терпеливо ждал конца исполнения «На тройке».

На этот раз раздались дружные аплодисменты.

Ленин взял конверт у Свердлова, вынул телеграмму. Прочитав ее, нахмурился. Все сразу догадались: известие неприятное.

Поблагодарив пианиста и извинившись, что уезжает, Ленин попрощался с товарищами и вместе с Надеждой Константиновной и Свердловым (успевшим с разрешения хозяина завернуть несколько леденцов в бумажку для детей) спустился вниз. На улице Гиль уже завел автомобиль-лимузин «Тюрке-Мери», на котором с первых дней Октября возил Ленина.

— В Кремль. Побыстрее.

Сев в машину, Ленин резко сказал:

— Нас опять бьют.

— Пермь? — тревожно спросила Крупская.

— Да. В руках у белых. Еще вчера Троцкий успокаивал: все в порядке, а выходит — не сделано ничегошеньки! Успокаивать и успокаиваться — плохая, вредная тактика!

Ленин сказал это гневно и всю дорогу не проронил ни слова.

Войдя в кабинет, Ленин вызвал секретаря.

— Лидия Александровна! Садитесь и пишите запрос в реввоенсовет Склянскому.

Нервно шагая, он продиктовал:

— Что сделано, чтобы упрочить положение наших частей в районе Перми? Какая требуется срочная помощь от центра? Записали? Так… Совет Обороны ждет исчерпывающего ответа на эти вопросы.

Когда Фотиева ушла, Ленин встал на стул и выдернул из карты, висевшей на стене, маленький красный флажок.

— А в телеграмме преуменьшают размеры поражения, объясняя его «неожиданностью»… Позор!

Не считаясь с тем, что после ранения этого делать нельзя, Ленин спрыгнул со стула. Заметив укоризненный взгляд Свердлова, он коротко бросил:

— Забыл, — и решительно направился к письменному столу. — Революция действенна, если она умеет защищаться.

— Но такое умение, Владимир Ильич, приходит не сразу, — заметил Свердлов, желая успокоить разволновавшегося Ленина. — У нас уже есть командиры, всыпавшие по первое число белым генералам.

— Вы же сами знаете: этого мало. Мало, Яков Михайлович. — И тепло, дружески улыбнулся: — Ох, эти утешители!.. Мы обязаны быть сильными, чтобы нас не смяли.

Ленин положил флажок на чернильный прибор.

— Да. Не вышло с Корниловым, просчитались с Красновым, теперь ставка на Колчака!.. И вот — потеряна Пермь. Пренеприятно!.. Но как ни тяжело положение, мы обязательно победим. Верите, Яков Михайлович?