Леонид Радищев - Крепкая подпись

— Да-а-а, хорошую рекламу устроили мне господа Временное правительство, — протянул гость. — Ну ладно, посмотрим, чем это кончится… Виноват, я вас прервал…

— Ничего, ничего, — усмехнулся Емельянов. — Да что говорить! Александр наш — уже член партии. Ребята его слушаются беспрекословно. Старшие сами все понимают, а младшим объяснили крепко-накрепко: скажете лишнее слово — и конец. Не только дядю Костю, но и меня с матерью уведут в тюрьму… Знаете, что Гоша сделал? — заулыбался Емельянов. — При нем ведь шел разговор. Так он приложил ко рту палец и показывает — молчок, дескать… А уж теперь, когда они сами узнали дядю Костю…

Лицо гостя прояснилось:

— Все. Больше об этом ни слова! Хочу сказать совсем о другом: просьба у меня, особенно к хозяюшке.

Надежда Кондратьевна подняла голову от шитья.

— Очень, очень прошу вас, — с нажимом произнес гость. — Ничем не выделяйте меня среди других. Ни в коем случае. Вот, например, мой сегодняшний завтрак. Чувствую, что особо для меня постарались, это недопустимо. Как всем, так и мне. Обещайте, пожалуйста, что больше этого не повторится. И вы тоже, Николай Александрович!

— Хорошо! Обещаем, — улыбнулся Емельянов. — А теперь разрешите показать наши владения.

Осмотр емельяновских владений занял немного времени. Из комнаты вышли в коридорчик, где стояла плита, поднялись на сеновал. На пышно взбитом сене лежали простыни, ближе к свету был поставлен столик с двумя стульями.

— Ваша спальня и кабинет… ничего другого не придумать.

— А чем плохо? Все удобства! — весело отозвался гость. — Воздух какой! Чудо! — Он глубоко вдохнул аромат сена, засохших полевых цветов. — Чего же еще желать?

— Надеюсь, мои богатыри не помешают вам… Вот только от Гошки теперь не отбиться, — беспокойно сказал Емельянов. — Желает спать на сеновале, и все тут. А так-то он мужичок смирный, ничего не делает без спроса, да и старшие присмотрят за ним…

Гость засмеялся:

— Не волнуйтесь, Николай Александрович. Уверен, что мы будем жить в мире и согласии. Показывайте дальше свои владения.

Они спустились вниз, обошли двор и садик. Вокруг дома и сарайчика густо росли раскидистые березы, тополя, кусты сирени. Одна калитка выходила на пустынную улицу, а другая, за домом, вела к пруду. Отсюда тянулась поросшая кустами протока — настоящий зеленый коридор в озеро Разлив. Сейчас озеро было спокойное, гладкое, точно выутюженное. Широкая солнечная дорожка лежала на нем без единой морщинки.

— Красивый уголок, — задумчиво произнес гость. — В сущности, так близко от Питера, а какая здесь благодать… Совсем другой мир.

Емельянов с невольным удивлением посмотрел на него. Трудно поверить, что этот спокойный человек и есть тот самый Ленин, за поимку которого обещана большая денежная награда. Даже старые царские сыщики, выследившие немало революционеров, наняты, чтобы его изловить. Всюду шныряют, высматривают, вынюхивают, показывают его фотографии — не видели такого? Банда озверелых офицеров, юнкера, казаки ищут Ленина днем и ночью. Другой на его месте был бы в вечной тревоге, а он шутит, смеется, любуется солнечным озером, точно приехал отдыхать на дачу…

— Хватит, однако, прохлаждаться, — сказал Ленин, оборачиваясь к Емельянову. — С вашего разрешения, пойду к себе в «кабинет».

Прошло всего лишь несколько дней, как Ленин поселился в сарайчике, а Емельяновым — и большим, и малым — казалось, что он живет здесь уже давно. В семье сразу установился необходимый для него распорядок, который все охотно поддерживали.

Вставал Владимир Ильич очень рано. Семеро богатырей еще спали своим богатырским сном, когда он, стараясь не шуметь, садился за стол.

Завтракали все вместе, без задержки, по-деловому. Потом Ленин снова шел в «кабинет». Ребята расходились по очередям и за газетами. Надежда Кондратьевна занималась хозяйством, присматривала за младшими.

За эти дни Николай Александрович сумел несколько раз побывать в Петрограде — отвозил ленинские статьи, написанные в сарайчике, передавал его письма, поручения, а обратно вез ответы и новости.

Никто не беспокоил Владимира Ильича, когда он занимался. Только в одном случае ребята подымались к нему в любое время — когда приносили газеты. Дядя Костя всегда ожидал их с нетерпением.

Часа в два дня с крутой лесенки, которая вела на сеновал, доносилось старательное, упрямое сопение. Владимир Ильич закрывал тетрадку и ждал, заранее улыбаясь. Наконец над верхней ступенькой появлялась знакомая стриженая макушка.