Камил Икрамов - Дело моего отца [Роман-хроника]

— И вот три человека, с хорошим отношением к вам, подсудимый Крестинский, говорят то, чего не было?

Крестинский . Да.

Я преклоняюсь перед этим человеком.

Утреннее заседание второго марта завершается диалогом поразительной силы.

До предела взвинченный, перепуганный последствиями возможного провала и возможным высочайшим гневом, Вышинский после дополнительного опроса Бессонова и Розенгольца вновь обращается к Николаю Николаевичу.

Делать это — глупо, и за глупость возможна суровая кара, но Вышинский в своей службе Сталину давно уже сделал ставку только на верность.

Вышинский . Обвиняемый Крестинский, вы слышали это показание?

Крестинский . Я это отрицаю.

Вышинский . Отрицаете?

Крестинский . Отрицаю.

Вышинский . Безусловно?

Крестинский . Безусловно.

Вышинский . Конечно?

Крестинский . Конечно.

Вышинский . У меня больше нет вопросов.

Председательствующий . Объявляется перерыв на два часа.

Вечернее заседание 2 марта 1938 года, так же как и утреннее, по существу посвящено Николаю Николаевичу Крестинскому. Свидетелями против него выступают Г. Ф. Гринько и А. И. Рыков.

Прокурор, наученный первым заседанием, боится предоставлять Крестинскому трибуну, но его линия поведения все же отчетливо видна по стенограмме.

Бросается в глаза, как и прежде, спокойное достоинство Н. Н. Крестинского и злобная нервозность Прокурора СССР.

Вышинский . Выходит, что Крестинский говорит здесь неправду и пытается отвертеться от связи с троцкистами?

Рыков . Он не только говорит неправду, а хочет спутать ту правду, которая здесь есть.

Вышинский . Обвиняемый Крестинский, вы слышали это?

Крестинский . Да, слышал.

Вышинский . Вы подтверждаете это?

Крестинский . Я не подтверждаю, что я говорил неправду, и не подтверждаю, что хочу спутать правду.

Вышинский. У меня вопрос к Крестинскому. Но вам известно было, что Рыков занят подпольной борьбой?

Крестинский . Нет.

Вышинский . Неизвестно?

Крестинский . То есть я знал об этом из тех сообщений, которые делались на пленуме Центрального Комитета.

Вышинский . Ах, только так?

Крестинский . Только так.

И через несколько строчек:

Вышинский (Рыкову). Разговаривали о делах нелегального порядка?

Рыков . Разговаривали о нелегальных делах.

Вышинский . Вы утверждаете, что и Крестинскому известно было о ваших делах в нелегальной партии, а Крестинский отрицает это; выходит, что Рыков говорит теперь неправду, а вы, обвиняемый Крестинский, правду?

Крестинский . Я говорю правду.

Вышинский . А вы с какого времени начали говорить правду?

Крестинский . По этому делу?

Вышинский . Да.

Крестинский . Сегодня говорю правду.

Председательствующий . С двенадцати часов?

Крестинский . Да, на заседании суда.

На целую страницу опять идут «признания» Рыкова, Бухарина, Розенгольца, Зеленского и Гринько. Затем:

Вышинский . Позвольте спросить Крестинского? Обвиняемый Крестинский, все подсудимые находят, что в отношениях их говорят правду, вы говорите, что этого не было. Вы правду говорите?

Крестинский . Я говорю правду.

Вышинский . Сегодня?

Крестинский . Да.

На последующих почти тридцати страницах стенограммы вечернего заседания 2 марта прокурор уже не обращается к Николаю Николаевичу. Видимо, убеждение, что он «одумается», долго не оставляло организаторов процесса, очень им хотелось, чтобы он «одумался». Ему могло быть даже дано время «на размышление». Этим и объясняется то, что Вышинский несколько раз повторяет свои вопросы. Но всему есть конец. Прокурор оставил его в покое. Мы даже не знаем, присутствует ли Крестинский на скамье подсудимых после очередного двадцатиминутного перерыва, объявленного председательствующим.

Итак, в течение целого дня (вечерние заседания начинались, как правило, в шесть часов), т. е. с двенадцати часов дня на утреннем заседании и до восьми-девяти часов на вечернем, мы слышали четкие, сдержанные и мудрые ответы Крестинского, объясняющие причину самооговора и одновременно не дающие повода для обвинений в неуважении к закону и к удалению из зала суда. Остальные тридцать страниц вечернего заседания тоже весьма интересны, но в данный момент к делу не относятся. Стоит, пожалуй, отметить показания подсудимых, которые предназначены для косвенного подтверждения дела Тухачевского и Гамарника, да еще слова Рыкова о том, как он, будучи Председателем Совета Народных Комиссаров СССР и РСФСР, давал для антисоветского «Социалистического вестника» клеветнический материал о проблемах 1928–1930 годов «в связи с теми затруднениями кулацкого порядка, которые партия в то время преодолевала». (Читатель уже знаком с точкой зрения Рыкова по цитированной выше речи Сталина на объединенном пленуме ЦК и ЦКК в апреле 1929 года.)