Аркадий Драгомощенко - Расположение в домах и деревьях

– Завтра я уезжаю, – сказал я Вере. – Нет смысла больше ждать.

– Как хочешь, – ответила она.

– А теперь пойдём. И по пути ты мне расскажешь, что происходило с тобой у Фомы. Я к нему питаю братскую любовь.

– Нет, про Фому я тебе не расскажу, – промолвила она. – Я не знаю, как тебя зовут. Я не знаю, кто ты, откуда ты. Пойми меня правильно! – Она говорила, трудно подыскивая слова. Очевидно, хотела, не обижая меня, расстаться и подыскивала так называемые объективные причины. И была права. Я уже не раз самому себе задавал вопрос: с какой стати я плетусь за ней, когда мне надо уезжать, отъезд не терпит, ничто не терпит моего промедления. Мне нужно спешить. Однако почему мне нужно спешить, я не понимал. Скучно, скучно…

– Кто, зачем… – повторила она. – Я не знаю, чем ты занимаешься. В наше время о человеке нужно хоть что-то знать. Я не такая художественная натура, чтобы общаться с призраками. – И словно объясняя мне: – Потому я и спрашиваю, кто ты и чем занимаешься. Пойми меня правильно!

– Я занимаюсь самоустранением, – ответил я ей. – Это нелегко. Мне 26 лет…

– Потом ты спрашиваешь, что я делала с Фомой… – проговорила она совсем тихо. – Откуда я знаю… – пожала плечами.

– Ладно, – сказал я, – подписан мир. Зайдём сюда. Мы, кажется, нашли то, что искали.

В скамейке, на которую мы присели в тени оливкового дерева, что-то потрескивало. В трещине, что обегала по кругу живот кариатиды, пел тёплый сверчок. Олива оказалась худосочным орехом. Я достал из кармана ключи, Вера – банку с соком. Мы деловито занимались одним общим делом, но, на удивление, оно вызывало только приятное чувство. Я поставил банку между колен, в упор приставил ключ и хлопнул по нему ладонью. Таким же образом была проделана вторая дыра. Тем временем Вера сматывала с горлышка жестяную крышечку, и, не вытаскивая бутылку из пакета, протянула её мне. Я подумал и, приподняв пакет на уровень глаз одной рукой, другой налил немного сока в бутылку. Формальность, не больше. Ритуал… Стакана не было. Если бы стакан, я с удовольствием понаблюдал бы, как зеленовато-жёлтая струйка расползается, вторгаясь в маслянистую прозрачную водку, клубится, растворяется, напоминая воду, в которой мыли кисти. Стакана не было, а был сверчок. Он тепло искрился в трещине. «Кто первый?» – тихо спросил я. – «Ты первый», – шёпотом сказала она. Первый, так первый… где-то надо быть первым. Потом я закурил. Выпила она, поперхнулась. Подняла бутылку и опять глотнула. «Нормально», – сказала дёргая головой. – «Не любишь?» – спросил я. – «Отчего же… Неплохо».

Банка стояла возле нас. Красивая банка. Золотые капли на чёрном фоне. В это время во двор въехала патрульная машина. Мигая синей колбой, машина остановилась рядом. Я похолодел.

«Последний день Помпеи», – подумал я, перескакивая через рвы и канавы известной мне формулировки: «За распитие спиртных напитков в общественных местах»… – произнёс присутственный голос. – Разве не предчувствовал я такого конца? Разве не томилась моя душа? Остекленевшими глазами я смотрел, как из машины выходит сержант и направляется к нам.

– Соки пьёте? – глухо и с угрозой спросил он, став перед нами.

– Без подтекста, сержант, – сказал я, а Вера, ткнув в рёбра мне локтем, перебила громко.

– Соки, соки!.. Вот банка! Правда, сок!

– Жарко, значит? – с каверзой осведомился он.

– Сейчас прохладней. Не то что днём. – вставил я. – Наработаешься днём, вот в прохладу и тянет. Молодость, знаете ли… – Вы сами молоды, должны понимать.

– Ладно, – приговаривает сержант и испытующе смотрит нам в лица.

Мы на это его «ладно» деликатно промолчали.

– Документы, – сказал он, не сходя с места.

– Сейчас. Одну минуту, – сказал я и полез в пустой карман.

– Вы сока не хотите? – спросила Вера.

– На работе не пью, – глумливо ответил он.

Вот если бы он ушёл, наивно думал я, роясь в кармане, перебирая табачные крошки; ушёл бы себе с миром мимо вот того фонтана, который в припадке любви и единения сложили жильцы… хороший такой монумент кухонному человеколюбию, мимо которого сержанту бы пройтись, не оборачивая головы на фаянсовых львов, мимо водомёта пустого, к дальнему углу, откуда должно нести погребной сыростью и аммиаком – чтоб оттуда крик о помощи раздался, и он туда бы устремился, и я бы помог ему, я бы рука об руку, плечо к плечу с ним туда, спасать. В машине ещё кто-то сонно сидит, согнутую руку в локте обмякшую выставляя. Перебирать взглядом все мелочи – пальцы обвисли, спина сутулая.