— Не отставать! Киселев, подтянись!
Итак, служба началась. Одно событие сменяет другое с поразительной быстротой. Настоящий калейдоскоп: марш-бросок, строевая, устав, спортгородок, политзанятия и тому подобное. А между ними — столовая, куда нужно шагать непременно с песней. Словно не в столовую идешь, а на парад.
Где-то за лесом ревут турбины истребителей, небо полосуют серебряные стрелы. Там действительно работа! А тут что?
Вот и сейчас сержант Шевцов привел свой взвод на плац. Гоняет курсантов туда-сюда и воображает, что занимается важным государственным делом.
— Р-раз, два, три-и! Р-раз, два, три-и! Нале…
Сержант делает паузу. Сапоги четче режут по выщербленному бетону.
— …во! — раздается, как выстрел.
Строй резко, дружно поворачивается под прямым углом. Но Кеша мешкает, сбивается и начинает путаться под ногами.
— Взвод, стой! — командует сержант. — Курсант Киселев, налево! Прямо шагом марш!
Хмурый Кеша шагает один.
— Р-раз, два, три-и! Выше ногу! Тяни носок! Р-раз, два, три-и! Еще выше! Нале-во! Р-раз, два, три-и!..
Думайте, как хотите, но сержант на него взъелся. Почему он поэта Калинкина не гоняет или еще кого-нибудь? Сначала погоняет всласть, потом найдет, к чему придраться, и наряд влепит. Ну, а там и до гауптвахты рукой подать.
От этой неприятной догадки и оттого, что приходится все же подчиняться сержанту, у Кеши окончательно портится настроение. Строевой шаг ему и так не дается, а тут он начинает шлепать сапогами, как утка по грязи.
— Р-раз, два, три-и! Кру-гом! Стой, стой! — Сержант раздосадовано хлопает себя по бокам. — Ну сколько можно объяснять? Правой ногой нужно всего полшага делать, половину! И сразу поворачиваться на сто восемьдесят градусов. Что за человек?
«Голову бы тебе так, — думает озлобленный Кеша, — на сто восемьдесят градусов».
Лицо Князя выражает такую тоску, что посмотришь на него и сам затоскуешь. На пределе наш «светлейший». А Шевцов словно не видит этого. И взвод стоит, лыбится.
— Повторим! Прямо шагом марш! Р-раз, два, три-и! Кру… Выше ногу!..гом!
Кеша делает правой ногой эту проклятую половину шага, придает телу вращательное движение и едва не падает, вызывая нездоровый смешок в строю.
— Еще раз повторим! — не унимается сержант. — Прямо… Курсант Киселев, вы куда? Приказываю: вернитесь! Киселев, я приказываю!
— После присяги будешь приказывать, еш-клешь! — огрызается Кеша, направляясь к скамейке на краю плаца.
Шевцов в растерянности. Такого еще не бывало, чтобы на его приказы демонстративно плевали. Сержант косится на строй: такой конфуз на глазах у взвода! Что останется от его командирского авторитета?
Взвод стоит в напряженном ожидании. А Князь преспокойно усаживается на скамейку и вытаскивает из кармана пачку сигарет.
— Топайте, топайте, девочки, шевелите копытами, — бросает он ошарашенному взводу.
«Ну уж нет, такое хамство терпеть нельзя!» — решает сержант и с недобрым видом направляется к скамейке. Кеша невольно прячет сигареты в карман — никак драться идет. Очень не любит Князь, когда его бьют. Из осторожности он поднимается со скамейки и даже подумывает, не драпануть ли за казарму.
Шевцов подходит к Кеше почти вплотную и, вытянувшись зачем-то во фрунт, орет:
— Шагом марш в строй!
А-а, понятно — пугает. Кеша снова садится на скамейку и достает сигареты.
— Привал, товарищ начальник.
— Встать! — кричит сержант так, что на шее у него вздуваются вены толщиной с палец.
Подумав, Князь все же встает и, засунув руки в карманы, вразвалочку идет в строй. Пожалуй, не стоит слишком усложнять себе жизнь. Но чтобы не подумали, будто он испугался Шевцова, бормочет:
— Раскомандовались тут всякие психические…
— После занятий зайдете в канцелярию.
Похоже, сержант сорвал свой великолепный голос — последняя фраза вышла у него как-то сдавленно.
— Товарищ капитан, курсант Киселев по вашему приказанию… по приказанию товарища сержанта…
Кеша растерянно замолкает. Кому не лень приказывают, разберись поди. И вообще непонятно, зачем он сюда приперся? Ротный ведь не звал.
— Продолжайте, — строго смотрит на него Максимов.
— Прибыл! — выпаливает Князь.
— Почему не выполняете приказание командира?
«Кто командир? — хочет спросить Кеша. — Этот, что ли?»
У Князя появляется такая нужда съязвить, аж язык свербит. Но взгляд ротного не обещает, что юмор будет правильно понят, и Кеша отказывается от своего невинного желания. Однако он пробует похорохориться:
Читать дальше