«Вадюша, тяжелая это работа, не для тебя она, такого маленького, хрупкого. Случаи там всякие бывают, сынок, — умоляла мать и крепко прижимала его к груди, словно хотела защитить от всех бед, которые свалятся на него в его будущей суровой шахтерской судьбе. — Других профессий мало, что ли?.. На столяров учат, на токарей, на строителей. Чем плохо? Ну что тебе дались эти шахтеры!»
Вадим молчал и вроде бы тем самым соглашался с матерью, но про себя по-прежнему убежденно твердил: буду шахтером! буду!
Видел однажды в кино, как крепкие здоровенные парни в жестких брезентовых робах, в касках, с горящими звездочками на лбу, с черными лицами, выпрыгивали из темной ниши, будто из пасти огромного чудовища, и потом важно шагали по тоннелю, среди хаоса кабелей, вагонеток, причудливых арок, как входили в клеть, подцепленную к толстенным железным канатам, и потом рванулись все вместе вверх к ветру, к земле, к солнцу.
У Вадима захватило дух, а когда шахтеры выехали на-гора, пошли по шахтному двору, большие и чумазые, с непогашенными лампами на лбу, при ослепительном свете солнца, и суетливые пионеры, симпатичные девушки охапками бросали им под ноги букеты, ему до невыносимости захотелось быть среди них, идти рядом по хрустящему цветочному ковру…
Детская мечта выучиться на машиниста тепловоза растаяла, как дым. О ней стало стыдно вспоминать. И уже в восьмом классе вопрос о выборе профессии был решен. Ни уговоры, ни слезы матери не помогли. На следующий год он явился домой в форме пэтэушника.
— Кем же ты будешь, сын? — спросила мать.
— Проходчиком, мама, — гордо ответил Вадим.
— Что же это за работа такая?
— Это люди, которые под землей впереди всех идут, дорогу в камнях пробивают. Понимаешь, мам… — начал увлеченно рассказывать он. — На глубине семьсот метров геологи обнаружили пласт угля. Как до него добраться? За дело берутся проходчики. Прорубают ствол на семьсот метров вглубь, ну это вроде колодца такого, только намного шире и больше…
— Господи, а если на голову что упадет, с такой-то высоты? — охала мать.
— Не упадет, там всякая защита есть, — торопливо успокаивал сын. — Так вот, достигли мы угольного пласта, а дальше что? Дальше опять проходчики прорубают в камнях разные выработки, штреки, ходки-квершлаги — ну, тоннели такие, по которым и уголь в вагонетках возить будут, и люди передвигаться, и машины всякие, и все прочее. Так что проходчики самые что ни на есть главные люди, под землей.
— А если этот тоннель обвалится, ведь тяжесть-то какая, семьсот метров и все каменья, как же такую пропасть удержать? — сокрушалась мать.
— Ну, мам, ну, как ты не понимаешь. Тоннели крепятся. Подпорками такими из дерева, железа, бетона. Никогда он не обвалится. Там все рассчитано, все по науке. Нас вот три года учат этому. Это тебе не кирпичи класть — тяп-ляп — и готово! — гордился Вадим.
— Так кирпичи-то на солнышке, при свежем воздухе, небо над головой, а не каменья. — Мать вздыхала.
— Ничего ты не поняла, мам, — сердился будущий шахтер, — сто лет там люди работают. Это же так интересно!
Разбередил клин журавлей Вадькино сердце. И ковыльную степь под Воронежем вспомнил, и мать свою среди густых хлебов.
«Надо написать маме письмо, — решил он. — Работа, танцы, собрания, минуты свободной нет. А она каждый день почтальона выглядывает».
Витька ушел шагов на десять вперед, и Вадим видел его вихрастый затылок с длинными волосами, которые смешно подскакивали вверх в такт его шагам.
Друзья миновали клуб и медленно шли по широкой, усаженной кустами и деревьями улице. Во дворах шумела детвора, наслаждаясь свободой последних дней каникул.
На остановке толпилась молодежь. Подъехал автобус, и все хлынули в открытые двери. Вадим увидел знакомую девушку.
— Маринка, куда это вы?
— В театр, моряков смотреть! — Она приветливо помахала рукой. — Поехали с нами.
— Не могу. Нам в третью…
— Шахтеры вам уже не пара! — поддел Борис.
— У моряков любовь горячей! — весело стрельнула в парня статная дивчина с иссиня-черными цыганскими глазищами.
Витька хотел было вступить в разговор, даже приготовил фразу: «А у шахтеров она глубже», но встретился с этими глазами и замер, как завороженный. «Боже мой, неужели такие красавицы в нашем поселке живут?» Он остановился, раскрыл рот, но черноглазая с улыбкой скрылась в автобусе.
Парни подходили к общежитию, когда из-за угла навстречу им вышел Петр Васильевич Михеичев, пожилой сутулый шахтер, их бригадир.
Читать дальше