Владимир Попов - И это называется будни

Поинтересовался у разливщика, что делают они в подобных случаях.

— Включаем все моторы на прямую и выдергиваем эту загогулину. Не удается одюжить — разбираем подшипники и снимаем валы. Только и того.

«При таких размерах на самом деле только и того, — рассуждал Рудаев. — А попробуй разобрать и собрать огромную установку. Простоишь сутки. Естественно, и спаренный с установкой конвертор должен простоять столько же. А что делать, если придется изменить толщину слитка? Вертикальная перестраивается просто — сменили кристаллизатор, раздвинули немного валки — и валяй дальше. Здесь же разбирай с начала и до конца и собирай заново».

Восхищение, которое испытал Рудаев вчера, померкло. А когда он прикинул, во что обойдется стоимость такого оборудования, от всех его восторгов не осталось и следа.

В конструкторском бюро, подвергнув тщательному допросу проектировщиков, Рудаев выяснил, что действительно не все узлы установки ими решены. И хотя проектировщики заверяли его, что «белые пятна» будут устранены при разработке проекта промышленной установки, сомнений Рудаева развеять не удалось. Тогда проектировщики решили вооружить своего потенциального заказчика внушительной подборкой переведенных статей и рефератов из зарубежных журналов, рекламирующих радиальную установку. В руках у Рудаева неожиданно оказались все те материалы, которые так долго и тщательно изучал Гребенщиков.

Но в каждом лагере находятся свои ренегаты. Один из сотрудников института, проникшись симпатией к Рудаеву, в припадке откровенности сообщил, что у него есть чертежи ВНИИМЕТМАШеской установки, и, как ни горько сознавать, ему больше нравится проект варягов, чем свой, институтский. Рудаев упросил показать чертежи и пришел к выводу, что один из центральных узлов установки — банальные валки для охлаждения непрерывного слитка, предусмотренные этой схемой, будут куда проще в изготовлении и надежнее в эксплуатации, чем криволинейные шагающие балки уралмашевцев.

Только теперь Рудаев почувствовал себя подготовленным к техсовету, который ему предстояло провести. Он был во всеоружии, голыми руками его уже не взять.

Состояние Игоря Модестовича больше не внушало опасений, больного разрешили забрать домой. Однако оставлять его одного нельзя было, и Женя по сути превратился в домашнюю сиделку. Обычно неприхотливый, Игорь Модестович оказался капризным больным. Он почти не отпускал от себя Женю. То переверни его с боку на бок, то подними повыше подушку, то укрой его, то раскрой. И в еде стал привередлив. Диета ему надоела, он требовал чего-нибудь повкуснее и не раз в знак протеста отказывался принимать пищу. И все время просил, чтоб сын читал ему. Истинную причину того, почему Женя безотлучно находится дома, от него скрыли. Игорь Модестович знал только, что сын взял отпуск.

Женину участь облегчили питомцы Веры Федоровны. Они составили график дежурства в доме Сениных и свято выполняли его.

Получив некоторую свободу, Женя стал присматривать себе работу. Выбор был большой. Люди нужны были всюду и всех специальностей. Всех, кроме той, которой он владел. Хоть иди на курсы вагоновожатых или грузчиком в порт.

Но оказаться в роли человека, работающего только ради заработка, Женя не хотел. Ему нужно было что-то равноценное той радости, какую испытывал за пультом, тому удовлетворению, какое дает каждая хорошо продутая плавка, каждая хорошо отработанная смена.

Он так и не взял расчет, не сдал пропуск. Страшно было рвать эту единственную, хоть и эфемерную связь с заводом. Никакой надежды, что он выберется из своего положения и вернется в цех, не оставалось.

Настроение у Жени с каждым днем ухудшалось, его стали одолевать мрачные мысли. Он понимал, что их порождает состояние депрессии, но изменить ничего не мог. Размышляя о своей участи, он волей-неволей приходил к выводу, что с сильными мира сего связываться не стоит и на рожон лезть незачем. Не навяз бы он в свое время в зубах у Гребенщикова, не оказался бы сейчас выброшенным за ворота.

Но куда больше, чем своя судьба, угнетало чувство вины перед товарищами по работе и особенно перед теми, кого выдвинули на соискание Государственной премии. После случившейся по его вине аварии, хотя она особого вреда цеху не нанесла (через девять часов все было ликвидировано, и конвертор заработал), Гребенщиков, считая, что достижения коллектива цеха дискредитированы, задержал оформление материалов на неизвестный срок. Ну, а люди, хорошо зная его характер и понимая, что вся эта возня с лауреатством стоит ему поперек горла, поскольку там нет ни одного человека, за которого бы он искренне ратовал, уже считали, что выдвижение похоронено. Особенно лютовал криворожский ас. Он и так недолюбливал Женю за то, что тот при несравненно меньшем опыте вышел на первое место по мастерству и надежно удерживал его, а тут еще срывался шанс попасть в лауреаты.