Владимир Попов - И это называется будни

Наташа рассказала брату о письмах рабочих, о своем походе на аглофабрику, о малообнадеживающей беседе с Зимородовым и закончила просьбой проехать с ней на аглофабрику.

— А что я там не видел? — вяло отозвался Борис — Я и так ее хорошо представляю.

— Боря, я вот о чем хочу с тобой… — голос Наташи почему-то зазвучал устало. — Нужно подключить Гребенщикова к делам о реконструкции. Но явиться к нему и вести дилетантские разговоры мне не хочется. Вернее, не могу я. Неловко. Я должна хотя бы надоумить, что и как надо делать.

— Скажите пожалуйста… — Борис с притворным негодованием уставился на сестру. — Гребенщикова она, видите ли, хочет надоумить, а меня со Збандутом сразу хлоп в лоб. Почему такая дифференциация, такая дискриминация?

Наташа молитвенно сложила руки.

— Поумнела, Боренька, за это время. Убедилась, что надо подсказывать. Вот только не всегда знаю что. Поедем. Посмотришь еще разок инженерным глазом.

— Смешная ты, Талка. Там ведь тоже инженеры. И в проектном инженеры. Да еще специалисты своего дела.

— Боренька, катнем.

Борис неохотно поднялся. Запер стол и последовал за сестрой. Он знал наперед, что ничем помочь не сможет, и согласился поехать лишь для того, чтобы не обижать отказом.

— Пора бы тебе новую машину, — сказала Наташа, когда выехали на главную заводскую магистраль. — Кряхтит твой «Москвичок».

— Жаль расставаться. Прилежный, честный служака. Ну чем он виноват, что стал стареньким? Он очень боится, как бы я не заметил его дряхлости.

Это было произнесено так лирически, словно речь шла о хорошем старом друге, и Наташа невольно подумала, что она очень плохо знает брата, если удивляется задушевности его голоса. Взглянула на него сбоку. Четкий мужественный профиль, упрямый подбородок, тугие губы.

Борис сосредоточенно вел машину по заводскому шоссе, все внимание уделяя дороге, и Наташе снова показалось, что он чужд всяких сантиментов.

— Я могу спросить о Лагутиной?

Борис промолчал.

— У вас навсегда?

— Угу.

— Жаль…

— Чего?

— Времени, которое прошло зря…

— Это было неплохое время… И никто из нас о нем не жалеет.

— Я знала, что у вас не склеится.

— Вот как? Считала, что она слишком хороша для меня?

— Нет. Ты для нее… ну, как это сказать… старомоден, что ли. Нашей семье свойственна некоторая провинциальная… Не то… Патриархальная… Не подберу слова… В общем — цельность чувств. Даже Юрка, натура безалаберная, и то в этих вопросах не разбрасывается. Лагутина, очевидно, не способна на сильное, устойчивое чувство.

— А если я сообщу тебе, что у нее менее устойчивое сменилось более устойчивым?

— Боря, неужели?.. — Наташе и представить было трудно, что Лагутина нашла более достойный объект.

— Ладно. Поставим точку, — жестко сказал Борис, раскаиваясь в минутной откровенности.

Остановив машину на шоссе против первого спекательного корпуса, закопченного и коптящего всеми своими шестью кургузыми трубами, Борис вышел на обочину и, сложив на груди руки, принялся старательно, словно ученик на экзамене, размышлять.

Расположение заводских путей не позволяло использовать передвижной башенный кран для наращивания труб, стало быть, надо думать о каком-то специальном приспособлении. И вообще нельзя провести такую работу, не остановив все шесть агломерационных лент на довольно длительный срок. А кто на это пойдет?

Так и сказал Наташе.

Она разочарованно вздохнула.

— Неужели этот смрад и этот чад придется терпеть, может быть, целому поколению? И почему? Потому что кто-то своевременно не удосужился продумать все до конца.

Борис беспомощно пожал плечами.

— В мартене это у нас пройдет легче. Там включение газоочистки не потребует остановки печей. Была бы только газоочистка. А здесь… Здесь очень туго завязан узел. Вот смотрю — ни с какого конца не подобраться. Тесно. Тут здания, там пути…

Долго стояли молча. Борис — вперив взгляд в аглофабрику, Наташа — следя за Борисом. Она все еще ждала искры догадки в его хмуро-озабоченных глазах и не дождалась.

Молча сели в машину, молча двинулись обратно и уже выскочили было на подъем у городского парка, как вдруг Борис резко затормозил и погнал «Москвича» назад, наращивая скорость.

Наташа нет-нет и посматривала на брата, пытаясь что-либо понять по выражению его лица, ожидая каких-то слов, каких-то объяснений, и в конце концов услышала:

— Вертолет.

Посмотрела в небо. Нигде ни одной точки. А Борис: