Владимир Попов - И это называется будни

В антракте Зою зацеловали. Вера Федоровна, Топчиев, Женя, прорвавшийся за кулисы. Даже директор театра, пожилой, свирепого вида мужчина, издерганный поездками по стране, запечатлел на ее щеке тяжелый деловой поцелуй.

Вера Федоровна с трудом оторвала от них свою любимицу и выторговала лишние пять минут антракта, чтобы дать Зое отдохнуть.

На другой день у театра и на подступах к нему вырос кордон любителей балета, надеявшихся добыть случайный билетик, — молва о Зое Агейчик в качестве премьерши приезжего театра разнеслась по городу и разогрела страсти местных жителей.

Три недели Зоиного триумфа промчались быстро. Подошло время переезжать театру в другой город, и балетмейстер предложил Зое постоянную работу в труппе. Она предполагала, что это может случиться, и не была застигнута врасплох. Но оторваться от всего того, с чем сжилась, от привычной среды, разлучиться с Женей, который ходил хмурый, как осенний день, с матерью, и без того не избалованной дочерним вниманием, — об этом она и подумать не могла.

Тогда балетмейстер стал убеждать ее поехать на время, на несколько месяцев. Втайне он конечно же надеялся на магическую притягательность огней рампы.

Делал он это умело, говорил в тоне приподнятом:

— Ну чем вы рискуете, Зоя? Что потеряете? Посмотрите города, поживете нашим театральным бытом. И утвердитесь как балерина. А новая роль? Разве она не манит вас? Жизель — это же вы! Адан будто специально для вас написал этот балет. Платить вам будем по высшей ставке.

И директор театра проявил оперативность. Фабричное начальство взял в союзники, переговорил с Зоиной матерью, с Верой Федоровной. К Жене он тоже нашел подход.

— У нас коллектив высокоморальный, — убеждал он. — В основном все семейные, богема к нам не прилипнет, так что в отношении каких-либо притязаний… можете быть совершенно спокойны. Ну, а если говорить о росте, о месте в жизни, о признании… Поймите, какие возможности открываются перед вашей женой. Отнять их — это преступление. Перед ней, перед совестью, перед искусством, если хотите.

И Женя сдался. Больше того — даже пристыдил Зою за нерешительность. А чтоб разлука не показалась им такой долгой, пообещал вырваться на недельку в отпуск, когда театр будет в Краснодаре.

О том, что его мучает предчувствие, будто они расстаются навсегда, он не признался Зое.

По занимаемой должности Алла Дмитриевна Гребенщикова не принимала участия в селекторных совещаниях. За работу всех лабораторий завода отчитывался заведующий центральной лабораторией. Но ежедневно в одиннадцать она приходила в кабинет начальника мартеновского цеха и слушала, как проводит эти совещания муж. Поскольку она исподволь наблюдала за Галаганом, ей казалось, что муж измывается над ним больше, чем над кем-либо другим. Алла старалась в эти минуты не встречаться с Галаганом глазами, чтобы не усугублять его горечь, а еще потому, что сама сгорала от стыда за мужа. К счастью, Галаган понимал ее и даже успокаивал:

— Не сокрушайтесь, Алла Дмитриевна. Тут уж ничего не поделаешь. Натура такая. Нравится человеку всех изображать олухами, чтоб на этом фоне торчать пупом.

Все попытки урезонить мужа заканчивались ссорами. А урезонить нужно было во что бы то ни стало. Ради него же. Метод, которым он пользовался, недовольство, которое вызывал, в конце концов могли обернуться против него самого. В душе у Аллы поселилась тревога и не давала дышать спокойно. Угнетало и сознание собственного бессилия. Она чувствовала себя как пассажир в машине, у которой отказали тормоза. А поговорить было не с кем и поплакаться некому. Друзей у нее здесь так и не завелось. Вокруг их семьи давно выросла и разрасталась стена отчуждения.

Как-то на лестничной клетке в заводоуправлении Алла столкнулась с Лагутиной и поначалу даже немного оторопела, не зная, как та отнесется к ней.

Они не виделись давно, хотя и симпатизировали друг другу. У каждой свои дела, свои заботы, да и общаться открыто не представлялось возможным — Лагутину не выносил Гребенщиков, а делать тайну из их встреч было унизительно.

— Пойдемте ко мне, — предложила Лагутина, тепло пожимая Алле руку.

Изменилась Дина Платоновна с тех пор, как они виделись последний раз. Потускнела. Появилось горестное выражение на лице, опустошенными стали глаза.

— Что с вами? — спросила Алла. — Приболели?

— Просто хандра одолела.

— Небось допекает мой супруг?