Борис Грин - Высокое небо

Было выпито еще немало вина, рассказан не один анекдот, прежде чем Побережский вернулся к столу. По лицу его было видно, что он еле сдерживает радость, но расспрашивать директора о разговоре с наркомом никто не решался.

Разлив по последнему бокалу, Побережский торжественно объявил:

— Товарищ Орджоникидзе просил передать всему нашему коллективу сердечные поздравления и благодарность в связи со сдачей завода в постоянную эксплуатацию. Ура, товарищи!

Нестройно прокричав «ура», все выпили. Тут же замигали электрические лампочки — давнишний сигнал к окончанию любых торжеств. Зал начал пустеть.

Побережский улучил минуту и шепнул Швецову:

— Серго сообщил, что представил наш завод к высокой правительственной награде. Это была самая счастливая минута моей жизни.

За порогом фабрики-кухни стояла холодная ночь. Со стороны завода накатывали волны могучего гула двигателей, поставленных на испытание. Этот гул словно отрезвлял, придавал силы. Люди выходили на улицу и, услышав его, улыбались, как будто они узнавали голос человека, по которому успели соскучиться.

Если хвалят конструктора, значит его хвалят за то, что он сотворил вчера и позавчера. То, что сделал конструктор сегодня, никому не ведомо. Только ему самому.

А запоздалая похвала и воспринимается по-особому. Конструктор реагирует на нее как бы в третьем лице и подчиняется неодолимому желанию примерять слова к истине. Он единственный отчетливо сознает, что его детище не только стало старше, но уже чуть-чуть устарело. Разговор идет на разных языках. Люди недопонимают, что конструкторская страсть не признает ни прошлого, ни будущего, только настоящее.

Давно ли Аркадий Дмитриевич целиком и полностью был во власти двигателя М-25? Этот мотор, первоначально задуманный конструкторами американской фирмы «Райт», предназначался отнюдь не для советской авиации. Чистым золотом пришлось расплачиваться за лицензию. Конечно, будь в то время своя подходящая конструкция, она бы и увидела свет. Но создать хороший двигатель дело не простое, а время подпирало: новый моторостроительный завод требовал загрузки.

Став лицензионным, американский двигатель поступил в полное распоряжение Швецова. Он считался хорошим до тех пор, пока был американским, а став нашим, словно разделся догола и открыл опытному глазу свои пороки.

Собственно, пороков, как таковых, он имел не больше, чем другие моторы. За звучным именем «Райт-Циклон» был неброский девятицилиндровый двигатель воздушного охлаждения. Его цилиндры располагались звездообразно в один ряд. И если об «американце» говорили, что это золотая машина, то только потому, что мы получили его за баснословную цену.

Уже через несколько дней, выбравшись из дебрей технической документации, Аркадий Дмитриевич мог со спокойной совестью сказать, что знает двигатель как свои пять пальцев. С этой поры он оказался во власти нового проекта.

С чем можно сравнить состояние конструктора, «заболевшего» идеей? Считают, с тем, что испытывает мнительный больной. В каждом движении жизни он умудряется видеть свою боль. Его мозг обретает редкую способность вырабатывать две мысли одновременно: одну, выражающую его как человека, и вторую, являющуюся отблеском неутихающего переживания. Они, эти мысли, сопутствуют друг другу.

Мозг конструктора в пору творческого подъема тоже становится источником параллельного мышления. Окружающие предметы вдруг приобретают очертания деталей, в причудливых ветвях деревьев видятся рационально уложенные трубопроводы, в случайно услышанном звуке слышится нота желанной песни мотора.

Конструктор садится за обеденный стол, принимает ванну, разговаривает с собеседником, а «вторая» мысль неотступна. Неясно, смутно она сопровождает его повсюду. И это до того счастливого мгновения, когда все перевернет вспышка озарения. Произойдет своеобразное короткое замыкание: блуждающая мысль встретится с краешком истины и, слившись с ним, совершит чудо открытия.

Все это Аркадий Дмитриевич переживал не однажды. И теперь, заполучив лицензионный мотор, он с радостью ушел в поиск.

На чертежном столе Швецова «американец» благополучно скончался, смертью своей возвестив о рождении нового мотора. В его паспорте значилось: мощность — 635 лошадиных сил, число оборотов — 1700, вес — 435 килограммов. Получив новое подданство, «Райт-Циклон» получил и новое имя — М-25.

В это время Поликарпов был уже именитым автором истребителя И-15. Демонстрируя невиданную скороподъемность, его самолет за шесть с небольшим минут взмывал на высоту пять тысяч метров, а потолок машины почти вдвое превышал вертикальный пик. И все же конструктор решительно выбросил устаревший, по его мнению, мотор и поставил на свой истребитель новый, только что родившийся.